Знаки-модели и знаки-символы: различие функций

Фундамент социальности — производство. С этой точки зрения все знаковые системы, функционирующие в обществе, оказываются, конечно, связанными с процессом производства.

Уже говорилось, что можно констатировать чрезвычайно тесную связь с производством знаковых систем, которые названы изобразительными. Они играют роль основного средства коммуникации на многих этапах процесса производства, поскольку изображение позволяет моделировать продукт труда. Модель, выступая как образец продукта, позволяет соотнести с ней результат производственного процесса и, следовательно, нормирует сам процесс, обеспечивая его стабильный характер.

В этой связи необходимо остановиться на функции модели в сопоставлении со знаком. Моделирование — воспроизведение каких-либо сторон, свойств объекта в другом, намеренно созданном предмете. Поскольку в объекте содержатся самые различные свойства, связи и отношения, характер которых зависит от уровня сложности объектов, возможны модели различных типов — структурные, функциональные и т. п.

Среди важнейших свойств вещей, которые неизбежно должен был фиксировать человек на ранних этапах общественного развития, были материал и форма предметов, С развитием производства необходимостью стало поддержание определенного стандарта. В простейшем случае роль эталона выполнял человек, на опыте обнаруживавший пригодность или непригодность произведенного продукта для удовлетворения какой-либо потребности. По мере усложнения продукта появилась необходимость контролировать не только результат процесса труда, но и его ход. Особенно важным такой контроль оказался при изготовлении орудий труда, требующем жесткого соблюдения последовательности большого числа операций.

Процесс труда, в котором предмет создается в соответствии с имеющимся образцом, регулируется структурой образца (в простейшем случае — его формой). Подобный способ организации трудового процесса можно назвать модельным. Речь идет, конечно, только о технологической стороне этого процесса, а не о всем процессе в целом, как это было при ритуальном способе организации труда. Модель дает возможность воспроизводства предметов, возможность восстановить все необходимые операции и в случае пространственно-временных разрывов в процессе труда, т. е. позволяет поддерживать производство в более сложных условиях.

Выяснение особенностей такого функционирования затрагивает проблему соотношения знака и модели. В отношениях модели и моделируемого объекта на первый план выдвигается структурное подобие, описываемое законами физики, химии, геометрии и т. д. Отношение знака и обозначаемого им предмета, процесса или действия — это отношение, не связанное жестко с теми или иными естественными свойствами материальной формы знака и объекта обозначения.

Проследим в общих чертах один из вероятных путей возникновения модели в процессе материального производства. Можно предположить, что в силу случайных обстоятельств (ошибка в выборе материала и т. п.) иногда производились предметы, совпадающие с предполагаемым продуктом по форме, но непригодные для удовлетворения той или иной потребности (производственной или индивидуальной). Естественно, что эти предметы не потреблялись и поэтому иногда сохранялись дольше, чем стандартный продукт труда.

Рано или поздно было замечено, что такие предметы, не обладая необходимыми для потребления свойствами, в то же время способны служить образцом для воспроизводства «нормальных» продуктов труда. Это «открытие» позволило затем перейти к намеренному изготовлению предметов, заведомо непригодных для потребления, но сохраняющих информацию о форме продукта. По-видимому, именно так появились различные мерки, шаблоны, литейные формы и многое другое. В развитии технологии появилась тенденция, которая позднее получила выражение в категориях формы и материала, субстанции и формы.

Какие же функции выполняет шаблон (и другие предметы подобного рода), воспроизводящий форму предмета, на изготовление которого нацелен данный трудовой процесс? Очевидно, что он может обозначать, указывать па предмет, производство которого нормируется с его помощью. Обозначение, замещение одного предмета другим в коммуникационных процессах говорит о том, что шаблон выступает как знак.

От предмета, функционирующего в качестве материальной формы знака, как известно, не требуется сходства, подобия с обозначаемым предметом. Развитие этой функции привело к потере такого сходства с обозначаемым предметом.

Некоторые типы знаков, по-видимому, развились из внешней формы модели. По ряду причин (например, вследствие ошибок при изготовлении или использовании неподходящего материала) складывались ситуации, когда эта форма переставала отвечать требованию сходства (геометрического подобия) с оригиналом и, следовательно, не была его моделью. Ho в силу закрепившейся социальной практики «бывшая» модель стала восприниматься в связи с объектом, который она фактически уже не воспроизводила, а лишь обозначала. Для познания и воспроизведения свойств объекта эта форма уже ничего не дает. Модель же в предельном случае просто повторяет объект.

Таким образом, на первый план выдвигается эта форма сама по себе, и центр тяжести переносится не на соответствие формы объекту, а на то, чтобы отличить друг от друга формы, связанные с разными объектами. Как только такое различение достигнуто, материальное наполнение формы (теперь уже — знаковой формы) становится безразличным (по отношению к обозначаемому объекту и определяется только удобством использования. Возможно, что от шаблона (в самом широком смысле как воспроизведения формы в другом материале) путь ведет к рисунку, а от него к иероглифам и далее к абстрактным символам.

Ho у шаблона, как уже говорилось, есть и другая функция — он нормирует процесс труда, обеспечивая соответствие продукта определенным требованиям (в простейшем случае позволяет придавать ему необходимую форму). Эти две противоположно направленные тенденции формируются на самых ранних этапах развития изобразительной деятельности человека. Для одной — «модельной» — характерно стремление ко все более полному подобию с объектом, для другой — «символической» — такое сходство становится несущественным. Они зафиксированы в работах исследователей палеолита, расценивающих изобразительную деятельность древнего человека как средство совершенствования мышления.

Б. А. Фролов считает исходным пунктом развития изобразительной деятельности древнего человека графику, «Активная познавательная деятельность палеолитических людей отразилась особенно ярко в реалистически точных образах животных конца ледниковой эпохи, созданных в подавляющем большинстве средствами графики… графика развивалась как основное средство выражения, фиксации мыслей и чувств первобытного человека… Скульптура развивалась также под определенным влиянием графики, о чем свидетельствуют хотя бы разнообразные графические приемы в передаче украшений, причесок, одежды на фигурах Венер, меха и шерсти на скульптурных изображениях зверей. Графика, таким образом, была для палеолитического мастера универсальным средством фиксации его представлений об объектах и явлениях окружающего его живого мира, мира людей и животных».

Основным элементом графики является линия. Найденные при раскопках «трубчатые кости животных с правильно расположенными параллельными нарезками из мустьерского слоя Ла Ферраси и Ле Мустье» рассматриваются Б.А. Фроловым как доказательство того, что древним человеком уже около 50 тыс. лет назад стал воспроизводиться этот «выделенный им самим элемент — прямая линия, абстрактный в смысле отвлеченности его ради этого геометрического свойства от всех других качеств создаваемых до той поры предметов (например, прямое лезвие орудия, прямое древко и т. п.)». Поскольку линия хронологически появилась раньше рисунка, развитие можно представить в виде перехода от линии к рисунку, а затем к заполнению линейного контура штрихами.

А. Д. Столяр полагает, что исходным пунктом изобразительной деятельности была примитивная скульптура. Выделяя три основные группы древнейших памятников этой деятельности: сюжетную, знаковую (или символическую) и ритмичную (или орнаментальную), он считает, что наиболее древний из известных «раннеориньякский каноничный рисунок зверя» имеет своим предшественником так называемый «натуральный макет», при создании которого использовались части туши добытого на охоте животного, и затем глиняную скульптуру, которая, эволюционируя, через барельеф приводит к контурному рисунку. Предельная абстрактность графических изображений предполагает, как считает А. Д. Столяр, наличие предшествующих форм изобразительной деятельности, носящих чувственно-конкретный характер.

Надо отметить, что переходу к графическому изображению зверя на плоскости и от прямолинейных нарезок на кости, и от глиняной скульптуры достаточно сложен и требует дальнейших исследований как в плане интерпретации археологических данных, так и в плане гносеологического анализа. Имеющийся археологический материал говорит нам о том, что уже очень давно человек использовал и объемное воспроизведение объекта в другом материале, сохраняя при этом в максимально возможной степени сходство, подобие с оригиналом, и абстрактное графическое изображение, воспроизводящее лишь форму, спроецированную на плоскость. По-видимому, развитие моделирующих способов отражения действительности следует рассматривать во взаимодействии и между собой и с другими средствами коммуникации, прежде всего с устной речью, хотя реализовать это пожелание невероятно трудно из-за невозможности восстановить сколько-нибудь удовлетворительно характер устной речи той эпохи. Каждая из описанных систем (символически-знаковая и модельно-знаковая) обладает определенными достоинствами и определенными недостатками.

Остановимся на тех особенностях, по которым можно отличить эти два типа знаковых систем. Общая для них функция обозначения, позволяющая воспроизводить мир, реализуется по-разному. Когда человек строит модель какого-либо объекта, то такая модель при любом варианте ее материального воплощения всегда аналогична по известным свойствам объекту-оригиналу (в том числе и создаваемому в процессе труда). Когда такая связь используется человеком, мы имеем дело со знаком-моделью, или со знаковым моделированием.

В случае, когда сходство знака и обозначаемого объекта не играет существенной роли, а на передний план выступает и доминирует другая, функциональная связь замещения — способность знака любой материальной природы обозначать любой объект (в том числе и мыслимый) и выражать понятие, соответствующее этому объекту, мы имеем дело со знаком-символом.

Предлагаемое деление на знаки-модели и знаки-символы развивает некоторые характеристики знака, выявленные Ч. Пирсом и другими исследователями. В то же время в отличие от трактовки Ч. Пирсом иконических знаков знаки-модели не включают метафоры, выражаемые с помощью речи и поэтому относящиеся скорее к символическим знаковым конструкциям. Другое, принципиальное отличие состоит в том, что в данной работе знак-модель рассматривается с позиции теории отражения прежде всего как чувственно воспринимаемый предмет, имеющий материальное существование. Согласно Ч. Пирсу, иконический знак, «строго говоря, существует только в сознании…».

Итак, знак-модель — это знак, либо обладающий геометрическим или другим зрительно воспринимаемым сходством с обозначаемым объектом, либо воспроизводящий некоторые его свойства в зрительно воспринимаемом виде. Знак-символ — это знак, не имеющий сходства с обозначаемым объектом или его свойством, например звучащее слово.

Абсолютизация такого отношения приводит к «тотальному символизму». Например, С. К. Лангер, рассматривая «естественные» знаки, речь и изображение, приходит к выводу о их сугубо символическом характере. Мокрые улицы — знак прошедшего дождя, стук дождевых капель — знак идущего сейчас дождя, падение барометра — знак того, что дождь пойдет, и т. п.

«В фундаментальной категории символизации, — утверждает С. К. Лангер, — мистической, практической или математической безразлично — мы имеем ключевое понятие для всех проблем человека». По ее мнению, идея такого «тотального символизма» настолько плодотворна, что «будет порождать действенные методы, разрешать безысходные парадоксы души и тела, рассудка и эмоций, свободы и закономерности, будет преодолевать решающие аргументы прежних эпох, отбрасывая сам их язык…». Очевидна, конечно, теоретическая несостоятельность таких глобальных претензий. Дать научное решение проблем человека можно на одном пути — на пути диалектико-материалистического понимания мира, человека и общества.

Доведенная до, логического конца, эта точка зрения приводит к представлению о мире в целом как о символической конструкции, каждая деталь которой (вещь, предмет) символизирует, представляет (и скрывает за собой) нечто другое (звук купель — дождь; солнце — день; зеленый цвет — траву и т.д.). Тогда на место исследования вещей, явлений, раскрытия их причинных связей, их взаимной обусловленности ставится угадывание того, что данная вещь символизирует. С. К. Лангер настойчиво подчеркивает отсутствие всякого сходства изображения с объектом (картина — «символ, а не дубликат того, что она репрезентирует»). В таком случае остается загадкой, как мы все-таки узнаем то, что изображено на картине.

Основная особенность знака-модели состоит в том, что в определенных пределах с ним можно оперировать таким же образом, как и с обозначаемым (и одновременно моделируемым) объектом. Например, по изображению животного можно, как и при непосредственном наблюдении, установить, к какому роду оно относится, что и делают ученые-биологи, изучая, например, изображения ныне исчезнувших животных на фресках палеолита. Причем эти изображения настолько точны даже в передаче деталей, что ученые могут определить по ним не только род, но и вид животного (в системе биологической классификации). К тому же древние художники-охотники умели фиксировать и передавать в рисунках такие движения животных, которые современные люди могут увидеть лишь с помощью рапидной киносъемки.

В противоположность знаку-модели знак-символ может быть соотнесен с обозначаемым объектом лишь при условии, если известно, какой именно предмет он обозначает в рамках семантики данной знаковой системы. Оперировать с ним можно лишь по правилам соотнесения значений в данной знаковой системе, а не так, как можно оперировать с обозначенным предметом. По произнесенному слову «единорог» или «грифон» нельзя узнать, о каких реальных объектах идет речь.

Различение знаков-символов и знаков-моделей проведено здесь по функциональному признаку. Одна и та же материальная форма (определенного знака) может функционировать и как символ, и как модель. Однако материальная форма не безразлична к функции. Переработка информации, сообщаемой с помощью знаков, осуществляется всегда путем перестройки самих знаков, их пространственного расположения и (или) временной последовательности.

Две знаковые системы — модельная и символическая, различаясь по характеру и способам отображения действительности, в совокупности обеспечивали потребности общества на ранних этапах его развития. Абстрактно их функции можно разграничить как отображение пространственных (изображение) и временных (речь) связей и отношений.

Разумеется, эти системы функционировали параллельно в рамках синкретических форм общения первобытных коллективов. Усложнение форм общения вело к совершенствованию этих систем. Однако вряд ли это был путь прямой и гладкой эволюции. Именно противоречивым взаимодействием двух знаковых систем, точнее говоря, определенным результатом этого взаимодействия на одном из этапов можно объяснить (парадоксальное с точки зрения внутреннего развития изобразительной системы) внезапное исчезновение полихромной палеолитической живописи в момент ее наивысшего расцвета. На смену ей пришли примитивные графические изображения, напоминающие предшествующий ее зарождению и расцвету этап.

Этот трудно поддающийся пониманию момент находит свое объяснение в следующем предположении. Изобразительная система в силу своей способности сохранять длительное время довольно точное воспроизведение структуры объектов производственной деятельности (для человека той эпохи основной предмет труда — животные) получила доминирующее положение в родовой общине. При этом в оперативной коммуникации возросла роль жеста и различных видов имитации внешнего вида, криков, поведения животных (например, переодевание в шкуры животных, использование других частей убитых животных для маскировки и т. п.). Как следствие стали сужаться возможности развития и совершенствования конкурирующей дискурсивно-символической знаковой системы — звуковой речи.

Ho эти две знаковые системы имеют объективно различающиеся параметры. Поэтому каждая из них давала наибольший эффект в разных сферах жизнедеятельности родовой общины. Говоря кратко, изобразительная обеспечивала технологическую сторону процесса производства (создание орудий труда, жилищ, одежды и т. п.), а символическая — организацию и сплочение коллектива. И то и другое было жизненно необходимо. Попытки охватить весь комплекс социальных связей родовой общины с помощью какой-то одной из знаковых систем неизбежно приводили к кризисным ситуациям. Нарастание кризисных ситуаций в этой сфере совпало с серьезными социальными сдвигами, результатом которых и стали распад и деградация полихромной живописи — наиболее развитого звена в изобразительной системе.

«Палеолитические искусство возникает как яркая вспышка пламени в глубине веков. Необычайно быстро развившись от первых робких шагов к полихромным фрескам, искусство это так же резко и исчезло. Оно не находит себе непосредственного продолжения в последующие эпохи. …Остается загадкой, как палеолитические мастера достигли столь высокого совершенства и какими были те пути, по которым в гениальное творчество Пикассо проникли отголоски искусства ледникового периода».

Вслед за временем рассвета палеолитической живописи, по-видимому, наступил период доминирования устной речи и соответственно развития дискурсивной сферы мышления. Однако присущие этой знаковой системе особенности привели к новому кризису в развитии средств коммуникации. Разрешение этого кризиса происходило в иных формах, чем предыдущего. Кризис разрешился не новым перераспределением ролей, а синтезом двух разноплановых, но одинаково необходимых для общества знаковых систем — изобразительной и речевой. Синтез состоял в появлении изображений, передающих речь. Это был революционный шаг в развитии коммуникативных систем общества.

Отметим одну весьма интересную особенность взаимодействия речи и изображения, указывающую на траекторию развития коммуникативных систем. На некоторых произведениях эпохи полихромной палеолитической живописи у копытных животных, переданных в целом исключительно реалистически, вместо копыт изображены их отпечатки, воспроизведены следы, которые оставляет это животное.

Одно из возможных объяснений этого факта: след животного под его изображением играл роль, аналогичную или по крайней мере близкую текстовой подписи под рисунком у современных художников. «Рисуя или созерцая след ноги или отпечаток руки, примитивный художник видит мысленным взором весь объект в целостности, с его индивидуальными чертами конкретного человека или животного определенного вида».

Как уже упоминалось, охотник знал, мог легко узнавать следы разных видов животных. Тогда допустимо предположение, что звучащее слово, обозначающее данный вид животных, связывалось в первую очередь со следом животного и через след (а не прямо, непосредственно) — с самим животным. Такого рода связи проявлялись в использовании изображения следа как опознавательного знака.

При этом связь «след (его изображение) — слово (речь)» в силу многократного повторения могла закрепиться в сознании, выделиться и стать относительно самостоятельной, положив таким образом начало передаче речи с помощью изображения.

Возникновение письма означает новый этап в развитии мышления человека. Чтобы понять сущность этого этапа, необходимо обратиться к намеченной в предыдущем изложении специфике взаимодействия речи и изображения, выяснить его характер и, главное, роль этих двух знаковых систем в мышлении и познании.