Ступени развития «всеобщего интеллекта» и типология социальной памяти

В чем же проявляется взаимосвязь мировоззрения и социальной памяти? Функционирование мировоззрения неразрывно связано с информационными процессами в обществе. Активно действующий и познающий мир человек, опираясь на мировоззренческие установки, отбирает из социальной памяти необходимую для его деятельности информацию. Ho его деятельность не ограничивается только потреблением. Ассимилируя имеющуюся информацию, он в то же время генерирует, производит новую информацию — описывает неизвестные ранее явления, строит гипотезы и теории, конструирует машины и приборы, создает художественные произведения. Диалектика взаимодействия общественных средств хранения и преобразования информации и творческой активности личности привлекает внимание историков, антропологов, искусствоведов, психологов и ученых других специальностей.

В. П. Алексеев, исследуя этапы развития человека и общества в антропогенезе, приходит к выводу, что «колоссальный объем накопленной на протяжении поколений информации явно несопоставим с объемом и структурой мозга современного человека, несмотря даже на выявленную исследованиями многих лет исключительную сложность этой структуры». Разрешение этого противоречия, по мнению исследователя, происходит путем формирования в обществе особой информационной структуры — «коллективного мозга», который обеспечивает сохранение и передачу от поколения к поколению жизненно важной информации. В. П. Алексеев подчеркивает: «…с развитием цивилизации постоянно расширялись каналы обмена информацией, что делало коллективный мозг за последние 5—6 тыс. лет более монолитным. Именно в этих тенденциях и состоит существенное отличие коллективного мозга на протяжении истории современного человека от коллективного мозга в антропогенезе».

Важно подчеркнуть сложность и неоднозначность диалектической взаимосвязи мыслительной деятельности индивидов и «коллективного мозга» и необходимость учета того обстоятельства, что мы еще мало знаем о возможностях человеческого мозга. Гипотеза В. П. Алексеева открывает перспективу изучения конкретных проявлений этой связи.

Имея в виду, что процесс капиталистического производства выступает «как технологическое применение науки», К. Маркс указывает на «накопление знаний и навыков, накопление всеобщих производительных сил общественного мозга…». Проблема в том, чтобы выяснить специфику организации и функционирования этого механизма — «общественного мозга», его связи с другими сторонами жизни общества. Социальная память и есть реальная форма существования «всеобщего общественного знания», «всеобщего интеллекта». Она — не просто хранилище традиций, навыков, знаний, заблуждений и т. п. Социальная память активно осуществляет отбор информации по степени ее необходимости для прогрессивного развития человечества, сохраняя в первую очередь бесценный опыт предшествующих поколений, их достижения в науке, технике, искусстве — в духовной и материальной жизни в целом. Разумеется, функционирование социальной памяти осуществляется не само по себе, а через действующих и мыслящих индивидов. Однако ее роль нельзя редуцировать к познавательной и творческой деятельности отдельных людей.

Ярко и глубоко охарактеризовал эти особенности социальной памяти Д. С. Лихачев: «Одна из величайших основ, на которых зиждется культура, — память. В созидании культуры участвуют многие поколения людей… При этом память вовсе не механична. Это важнейший творческий процесс: именно процесс и именно творческий… В памяти отдельного человека и в памяти общества сохраняется преимущественно то, что нужно, доброе — активнее, чем злое. С помощью памяти накапливается человеческий опыт, образуются облегчающие жизнь традиции, трудовые и бытовые навыки, семейный уклад, общественные институты, развивается эстетический уровень восприятия и творчества, создается знание».

Исходя из марксистского понимания взаимодействия общественного бытия и общественного сознания, можно наметить пути дальнейшего изучения этой проблемы. Основная связь может быть описана следующим образом. Структура и функции социальной памяти детерминированы фундаментальными социальными процессами, происходящими в сфере производства материальных благ и воспроизводства самого человека как общественного существа. Определенные особенности этих процессов — необходимость согласования действий людей в пространстве и времени в реальных актах материального производства — приводят к формированию комплекса информационных связей.

Анализируя функции этого комплекса информационных связей, исследователи подходили к проблеме с нескольких сторон. Психологи, изучая формирование человеческой психики, сделали вывод, что ее механизмы, в том числе и механизмы индивидуальной человеческой памяти, обусловлены социально (в первую очередь процессом производства предметов, удовлетворяющих потребности человека). Важнейшую роль в процессе производства играет изготовление орудий труда. Выясняется, что «различие между орудием труда и тем средством-инструментом, которое изготовляет первобытный человек для своей памяти, заключается лишь в том, что, в то время как первое всегда направлено на внешнюю природу, с помощью второго он овладевает своим собственным поведением».

Такое вынесение памяти из человеческой головы во вне, в надындивидуальную сферу общественных предметов оказывается важнейшим стимулом развития общества и формирования общественного сознания. Именно функционирование внешних индивиду предметов не только для удовлетворения его материальных потребностей, но и как средств хранения социально значимой информации — важнейший фактор формирования общественного сознания.

В процессе развития общества складывались различные типы социальной памяти. При этом их структура на первоначальных этапах развития общества определялась не столько требованиями наиболее точной и полной передачи тех или иных сведений, сколько строением того субстрата, который служил остовом, костяком организации и фиксации социально значимой информации.

Это общее представление, дающее пунктирный силуэт социальной памяти, станет более конкретным, если удастся выявить связи, детерминирующие те или иные свойства социальной памяти. Выявление таких связей представляет достаточно трудную задачу. Примером успешного (хотя и частичного) преодоления таких трудностей может служить исследование Н. С. Вольской.

Было обнаружено, что в Древней Греции гомеровской эпохи важные для воспроизводства общественной жизни навыки и практические способы действий хранились и передавались от поколения к поколению путем фиксации в социальной памяти, структура которой задавалась группой мифологических божественных имен Боги в греческой мифологии были связаны между собой кровнородственными отношениями, т. е. их совокупность образовывала своеобразную родовую общину (отражавшую хорошо известный фактор доминирующей роли кровнородственных связей при родовом строе). Каждый из богов был наделен определенным кругом социальных обязанностей, навыков и умений. Это обстоятельство позволяет подойти к древнегреческой мифологии (и к мифологии вообще) как к специфической структуре социальной памяти. «Внешне пестрая и буйная мифологическая флора оказывается внутренне упорядоченной в данном случае (принцип кровнородственной связи) и нагруженной жизненно важной для общества функцией хранения, использования и накопления умений и практических навыков».

Способы, которым упорядочивался материал (т. е. информация о различных производственных и других социальных процессах), заслуживают более детального рассмотрения. Стихийное накопление социально значимой информации потребовало на определенном этапе ее упорядочения, которое могло опираться только на некоторую хорошо известную структуру, иначе было бы чрезвычайно трудно передавать, транслировать навыки и умения. Факт организации общества по принципу кровнородственных связей и послужил остовом, схемой одного из первых типов социальной памяти.

Описанный способ организации информации в обществе представляет одну из первых в истории общества структур социальной памяти. По крайней мере такую структуру, которая может быть явно выделена на современном уровне исследования. Подобный тип социальной памяти следовало бы назвать генеалогическим, поскольку информация здесь распределяется по принципу генеалогического древа. Связи между отдельными «блоками» информации внешне выглядят случайными, а их графическое изображение очень на поминает рисунок обыкновенного дерева с плодами. Разумеется, эта внешняя случайность обусловлена объективны ми потребностями поддержания целостности социальной структуры, но степень такой обусловленности еще должна быть изучена.

Дальнейшее исследование связей между структурами социальной памяти и фундаментальными социальными отношениями (прежде всего в сфере материального производства) предполагает дифференциацию различных способом организации информации в обществе, выявление их общих и специфических черт. Решению задачи может помочь вы деление различных типов социальной памяти, построение типологической схемы. Ценность классификации определяется характером свойств исследуемых объектов, положенных в ее основу. Чем более существенные свойства находят отражение в классификации, тем более глубокие закономерности она раскрывает. Объективным основанием классификации информационных процессов может служить их отношение к социально-технологическим структурам, формирующимся в сфере материального производства.

Социальная память мифологического типа исчерпала возможности своего развития вместе с разложением родового строя. Недостаточность и малая эффективность существующих средств и способов хранения информации в обществе проявились, когда выделилось и обособилось в самостоятельную сферу социальной деятельности духовное производство. Оно не могло развиваться без средств точной и полной фиксации имеющихся знаний. Такие средства имелись к началу развития науки в виде письма и приемов изобразительного искусства. Ho сами по себе эти средства, обеспечивая высокую информационную емкость социальной памяти, не гарантировали того, что зафиксированная с их помощью информация имеет существенное значение. Поскольку с помощью письма фиксировалась любая информация, поиск необходимой (важной, существенной) информации был затруднен. Ситуация во многом напоминала «информационный взрыв» наших дней. Зарождающаяся наука вынуждена была встать на путь целенаправленной организации знания, создания специфических структур социальной памяти, которые обеспечивали бы «автоматическую» фильтрацию информации, отделение существенной информации от несущественной и упрощали бы функционирование механизма социальной памяти.

Изменение структуры социальной памяти, переход от одной структуры к другой обусловлены сдвигами в общественном развитии. Как уже говорилось, один из первых, возможно, самый первый тип социальной памяти — память мифологического типа, основой которой является схема кровнородственных связей. Следующим этапом был, по-видимому, переход к классификационному принципу построения связей. Генетический принцип группировки информации был заменен принципом обладания сходными признаками.

Вероятно, переход этот происходил следующим образом. В процессе использования информации, «записанной» в мифологической форме (и «прикрепленной», следовательно, к именам богов, фиксирующих узловые пункты сети кровнородственных связей), обнаружилась объективная независимость этой информации (например, сроков уборки и способов обработки урожая) от «божественной» структуры. В то же время практика выявила некоторые другие связи между фрагментами этой информации, не совпадающие с мифологическими.

На смену мифологии пришли иные способы организации информации. Скажем, «стихии» философов Милетской школы можно рассматривать как попытку упорядочения содержания общественного сознания по другому, немифологическому основанию. Таким основанием стало наличие (действительное или мыслимое) сходных или различающихся свойств у объектов. Модификацией этих свойств объяснялось все многообразие явлений. И если в мифологической системе предметы возникали по воле богов, то теперь одни предметы (скажем, вода) порождали все другие — воздух, землю и т. д.

Основным способом понимания действительности стала аналогия, или, точнее говоря, соответствие, сходство (действительное или предполагаемое) одних явлений с другими. М. Фуко отмечает, что «вплоть до конца XVI столетия категория сходства играла конструктивную роль в знании в рамках западной культуры. Именно она в значительной степени определяла толкование и интерпретацию текстов; организовывала игру символов, делая возможным познание вещей, видимых и невидимых, управляла искусством их представления. Мир замыкался на себе самом: земля повторяла небо, лица отражались в звездах, а трава скрывала в своих стеблях полезные для человека тайны. Живопись копировала пространство. И представление — будь то праздник или знание — выступало как повторение…».

В историческом плане такой способ организации информации следовал за генеалогическим и, конечно, сохранял случайный, внешний характер признаков, по которым «сортировались» явления. В то же время он опирался не на чувственно воспринимаемую структуру (систему родственных связей), а на абстрактный принцип сходства, аналогии. Поэтому такой тип социальной памяти может быть назван классификационно-аналогическим.

В ходе развития философии, науки обнаружилось, что не все связи укладываются в принятую классификационную схему, в котором основным принципом построения было наличие сходных признаков Наука, проникая в сущность процессов, обнаруживала глубокое сходство объектов, не обладающих одинаковыми внешними признаками. И наоборот, внешне сходные объекты оказывались существенно отличающимися друг от друга. «Сущность всегда выступает как общее в явлениях, однако не всякое общее существенно: оно может выражать общие, но несущественные, случайные свойства». В предельном случае можно «примыслить» тем или иным предметам свойства, позволяющие включить их в имеющийся в наличии классификационный ряд. Такая ситуация поставила проблему, которая в истории науки известна как проблема поисков «естественных» оснований классификации и научной теории.

Когда такие основания удавалось обнаружить, то классификация приобретала более глубокий смысл, чем просто способ распределения явлений по каким-либо признакам, Классификация становилась средством выявления объективных закономерностей исследуемой сферы реальности. Наиболее показательный и широко известный пример — Периодическая система элементов Д. И. Менделеева. Интересно, что сначала Д. И. Менделеев назвал ее просто системой элементов («Опыт системы элементов»), затем «естественной» и, наконец, «периодической».

Речь идет о движении мысли от классификации, основанной на известных свойствах исследуемых объектов, к выявлению степени существенности, объективности этих свойств (естественные, т. е. выражающие природу, «естество» предмета) и затем к установлению связи между этими свойствами у разных предметов (периодическое повторение свойств по мере перехода от элементов с меньшими атомными весами к элементам с большими атомными весами). Этот логический путь познания в общем соответствовал и историческому развитию познания. Хотя способ работы с информацией по-прежнему определялся стремлением классифицировать ее по известному основанию, сами основания оказывались уже принципиально иными. He только сходство признаков, но и единство законов обнаруживалось в процессе систематизации. Соответствующий тип социальной памяти поэтому может быть назван классификационно-систематическим (систематизирующим).

Процесс развития научного познания привел в конечном счете к выявлению того фундаментального обстоятельства, что все грани в природе и обществе подвижны, изменчивы, относительны. Эту изменчивость обнаружили и зафиксировали прежде всего в биологии. Колоссальное разнообразие видов животных и растений обнаруживается простым наблюдением, доступным буквально каждому. Кювье, Ламарк, Дарвин, Уоллес дали теоретическое объяснение (разного уровня, конечно) этому феномену. В конце концов в биологии сформировался и стал доминирующим эволюционный подход, который затем распространился и на другие сферы научного знания.

Особенность данного подхода в том, что полученная в ходе исследования информация «привязывается» к определенным фазам, этапам эволюции данного объекта. Если попытаться выделить главную особенность такого подхода, то, несколько утрируя, можно сказать так: в действительности, в реальности существуют только этапы эволюции объекта. Жизнь, развитие, движение заключаются в переходе от этапа к этапу и в продвижении от начала к концу внутри этапа, понимаемого как определенный временной интервал в эволюции объекта.

Нетрудно заметить в этом подходе прямую противоположность классификационному взгляду. Вместо неподвижных, устойчивых границ — подвижность, изменчивость свойств, признаков, связей объекта. Ho в то же время эта подвижность и изменчивость понимается преимущественно как результат воздействий внешней среды на исследуемый объект. Скажем, изменение живых организмов, приводящее к появлению новых видов, иногда рассматривалось исключительно как результат воздействия внешней среды и мутаций, вызванных также внешними причинами, например действием радиации на генетический аппарат. Сложившуюся в этот период структуру социальной памяти можно назвать эволюционно-генетической.

В работе «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии» Ф. Энгельс пишет: «…если до конца прошлого столетия естествознание было преимущественно собирающей наукой, наукой о законченных предметах, то в нашем веке оно стало в сущности упорядочивающей наукой, наукой о процессах, о происхождении и развитии этих предметов и о связи, соединяющей эти процессы природы в одно великое целое». В рамках реализуемого в данной работе подхода можно найти определенное соответствие между «собирающей наукой» и классификационным типом социальной памяти, между «упорядочивающей наукой» и эволюционно-генетическим (структурно-генетическим) типом.

Разумеется, описываемые процессы в сфере познания были детерминированы социально. Можно высказать предположение, что классификационный подход, метафизический по своему существу, был обусловлен господством в обществе атомизированных товарно-денежных отношений. Переход к эволюционно-генетическим концепциям связан со становлением и доминированием новых, капиталистических форм экономических отношений — крупного машинного производства, представляющего собой систему машин.

Структурные изменения в сфере познания, о которых говорилось выше, сдвинуты по фазе относительно детерминирующих их социальных процессов. Сдвиг этот составляет необходимое условие проявления причинно-следственных связей между сферами материального и духовного производства. Будет, однако, чрезмерным упрощением представлять эти связи, во-первых, только как непосредственные и, во-вторых, как единственно определяющие все особенности духовного производства. Оно складывается в каждую данную эпоху также под влиянием существующих собственных форм, непосредственно заимствует их из предшествующих эпох, наполняя новым содержанием. Ф. Энгельс в этой связи говорит о наследовании форм мышления: «Формы мышления также отчасти унаследованы путем развития (самоочевидность, например, математических аксиом для европейцев, но, конечно, не для бушменов и австралийских негров)».

Вместе с тем такие составляющие материального производства, как техника и технология, не могут быть непосредственно целиком применены в духовном производстве, хотя частично это вполне возможно. В наибольшей степени такое применение было реализовано на первых исторических этапах развития общества. Например, создание текстов часто требовало изготовления глиняных табличек, кругов с помощью орудий труда гончарного производства. В более поздние эпохи выделилась часть материального производства, обслуживающая потребности производства духовного (изготовление бумаги, приборов для письма и черчения, счетных машин и т. п.).

Конечно, такой ход рассуждений неизбежно приводит к вопросу: можно ли рассматривать какие-либо материальные средства, используемые для фиксации промежуточных этапов и результатов мыслительных процессов, как средства именно духовного производства? Или в них следует видеть лишь материальные условия идеальных процессов, не оказывающих никакого (или по крайней мере существенного) влияния на содержание и результаты мышления?

Аргументы, приведенные для обоснования конкретных зависимостей и связей между сферой практической, чувственно-предметной деятельности и мышлением, позволяют, на наш взгляд, прийти к выводу о том, что характер средств труда и технология материального производства оказывают определяющее влияние на содержание и форму процессов познания и мышления. Эта зависимость в наиболее явном, «открытом» виде дана на ранних этапах развития человеческого общества, когда мышление человека непосредственно опирается на использование орудий труда для закрепления своих результатов в предметах, производимых по отработанной в материальном производстве технологии, но уже для мнемонических целей, а затем для создания изображений, моделирующих наиболее существенные для производства того периода объекты.

С возникновением различных систем письма и развитием познания, с выделением духовного производства в относительно самостоятельную сферу эта зависимость приобретает новые формы. Она как бы уходит вглубь. Само письмо как предметное закрепление с помощью изображения относительно быстро протекающих речевых процессов, в которых объективируются сознание и мышление человека, становится наиболее эффективным орудием духовного производства. Существенно расширяется и сфера, активно познаваемая человеком; она выходит за рамки непосредственно трудовых процессов. Ho утратив непосредственную связь с материальным производством, мышление человека по-прежнему сохраняет опосредствованную связь с ним, свою зависимость (в конечном счете) от него. Эта зависимость выражается, в частности, и в том, что общая структура познавательных процессов воспроизводит существенные особенности материального производства той или иной эпохи.

Возвращаясь к обсуждению исторически сменявшихся типов социальной памяти, следует попытаться выявить тенденции перехода к современному типу. Эти предпосылки заключаются прежде всего в процессах развития материального производства. Углубляющееся разделение труда приводит к тому, что технологические связи, ранее ограниченные преимущественно рамками одного или нескольких предприятий, постепенно выходят в межнациональную, межгосударственную сферу и в наше время охватывают весь мир. Заметим, что речь идет не об экономических (например, торговых) или производственных вообще (например, передача технологии, приобретение оборудования и т. д.) связях, а о связях, обусловленных именно технологией данного производства. В наше время стали обычными ситуации, когда та или иная машина собирается из деталей, изготовленных на предприятиях других стран. Таким образом, рядом с торговыми (обмен товаров), лицензионными (обмен технологией) и другими традиционными видами связей формируются (и вытесняют традиционные) связи технологические. Это требует перестройки и существенного изменения характера, как теперь принято говорить, инфраструктуры — комплекса связей: энергетических, транспортных, информационных (управленческих).

Процесс этот протекает, разумеется, не изолированно, а в сложном взаимодействии с другими социальными явлениями, прежде всего политическими, демографическими, с достижениями научно-технической революции и с другими сторонами жизни общества. От них зависят многие особенности формирующейся в этих условиях социальной памяти. Ho основной принцип ее функционирования определяется характером социальных процессов, прежде всего теми коренными и очень быстро протекающими изменениями социальной структуры отдельных стран и целых крупных регионов мира. Социальные революции, крушение колониальной системы и появление новых независимых государств, политическая нестабильность в ряде районов, связанная с борьбой двух основных тенденций общественного развития— социализма и капитализма, поражающие воображение достижения и перспективы научно-технической революции— все это создает образ меняющегося мира, образ, который становится основой мировоззрения. Человек и в век HTP смотрит на мир (и видит мир) сквозь призму социальных процессов.

Поскольку речь идет о механизме взаимодействия сферы общественного бытия и познания, выскажем предположение, что воздействие общественного бытия на параметры процесса познания реализуется двумя путями. Первый — прямое воздействие на познание. Другой путь воздействия, который условно можно назвать косвенным, — воздействие теорий социальных процессов на теории других наук.

Наиболее глубокой теорией общественного развития является марксизм. Общеизвестно также влияние диалектического и исторического материализма на всю сферу научного знания. «Путь познания общественных явлений, — пишет Ю. А. Жданов, — обнаруживающиеся в них принципы и закономерности имеют определяющее методологическое значение для всего фронта естественных и технических наук».

В некоторых случаях это влияние фиксируется непосредственно самими учеными. «Анализируя проблему нестационарных объектов во Вселенной с позиций диалектической концепции развития, трудно было не прийти к выводу, что традиционное истолкование этих объектов, как каких-то выродков, как уклонений от нормального пути космической эволюции — является ошибочным. В противовес этому общепринятому долгое время взгляду была обоснована точка зрения, согласно которой нестационарные объекты представляют собой поворотные пункты в развитии космических тел и систем. Количественные изменения вызывают здесь изменения качественные — переход космического объекта из одного состояния в другое или, как выяснилось позднее, также возникновение новых объектов».

Кроме того, отмечается особенность развития современной космологии: «Существенно, что все основные исследовательские программы, конкурирующие в астрономии наших дней, основываются в конечном счете на принципах материалистической диалектики, включая принцип саморазвития материи, движущей силой которого является взаимодействие, борьба противоположностей».

В других случаях влияние идей материалистической диалектики можно проследить Довольно отчетливо, например, в системном подходе или в представлениях о научных революциях.

Сформировавшуюся в ходе взаимодействия этих факторов структуру социальной памяти можно назвать системногенетической (системно-формационной). Вся информация в соответствии с главным принципом организации этой структуры осмысливается как относящаяся либо к причинам, предпосылкам, условиям коренных революционных преобразований исследуемой системы, либо к результатам этих преобразований.

Предшествующий современному эволюционно-генетический тип социальной памяти опирается на идею развития, приводящего к появлению новых структурных образований — совокупности видов растений и животных, атомов, молекул, кристаллов, планет, звезд и т. п. Каждая такая структура может эволюционировать в другую, соседнюю. Например, эволюционный ряд звезд — от рождения из туманности до «белого карлика» (по современным взглядам — нейтронной звезды); эволюция видов путем постепенного накопления признаков; эволюция и миграция минералов в земной коре, превращение атомов одного химического элемента в атомы другого при поглощении или излучении энергии и т. д. В развитии при таком подходе на передний план выдвигается его плавный, постепенный характер, его количественная сторона. Взрывы, скачки оказываются случайностью, которая, правда, трактуется как проявление необходимости, однако расценивается все-таки лишь как переход к новому этапу, уровню, виду.

Современный, системно-генетический тип социальной памяти также строится на идее развития. Ho развитие здесь приобретает новые черты. Это коренные преобразования, переводящие целую совокупность взаимосвязанных систем (формацию) на другой уровень, в другое качество, определяющее переход от одной формации к другой. Развитие при таком понимании — не столько (и не только) перестройка самих систем, сколько всего комплекса связей между системами, в ходе которой они приобретают новое качество в рамках сверхбольшой системы (формации). В результате таких коренных преобразований складывается качественно новая совокупность систем различного уровня. В палеонтологии это эры жизни, в геологии — геологические периоды, в обществе — социально-экономические формации.

Обсуждаемые в этом разделе проблемы исторической обусловленности типологических особенностей социальной памяти и предлагаемые объяснения представляют собой лишь первый шаг по пути их изучения, один из вариантов концептуальной схемы, в рамках которой появляется возможность исследовать развитие структур социальной памяти — тех средств хранения и преобразования информации, на базе которых складываются «формации» духовного производства.

Основные итоги изучения типологических особенностей различных исторических типов социальной памяти можно кратко представить как выявление отношений (причинно-следственных связей), существующих между определенными сторонами материального производства, принципиальными мировоззренческими установками (основополагающими идеями) и типом социальной памяти. По-видимому, нет нужды добавлять, что между этими сферами жизни общества вряд ли возможно полное и однозначное соответствие. Тем не менее, как уже говорилось, существуют объективные основания такого соответствия. Конкретные характеристики этих связей дают возможность обозреть историческую перспективу развития типов социальной памяти.

Каждый из названных типов памяти охватывает лишь известную часть информационных процессов. В совокупной памяти общества можно обнаружить не только эти, но и другие (не выявленные в данном анализе) типы и способы организации информации. Многие из них продолжают «действовать» и сегодня, определяя для миллионов людей специфичное видение мира. Речь идет лишь о тенденции, наиболее ярко проявившейся в развитии научного знания (но несводимой, конечно, исключительно к науке). Эта тенденция в конечном счете определяет доминирующие способы оценки и переработки информации, видения мира и типологические особенности социальной памяти в современном мире.