Социальная память: становление понятия

Изучая исторически определенные социальные общности, антропологи и социологи обнаружили, что их целостность существенным образом зависит от надежного функционирования систем социального управления. В свою очередь эта надежность достигается путем формирования определенного аппарата, с помощью которого фиксируется, хранится и передается социально значимая информация. Целостность и устойчивость социальных связей, таким образом, оказывается связанной с характером и особенностями организации этого аппарата, который является основой памяти общества.

Возродившийся в последние годы интерес к проблемам памяти связан с информационным подходом. Появились работы, в которых память человека и общества рассматривается в свете представлений теории информации и кибернетики. «Одним из важнейших свойств любой кибернетической системы (технической, биологической, социальной), без которого немыслимо ее целесообразное функционирование, является способность системы к накоплению и хранению информации, т. е. наличие у нее памяти».

Это открывает возможность подойти к обобщенному пониманию памяти, включающему частные случаи ее функционирования в виде памяти индивидов, машинной памяти и памяти социальной. Вот вариант такого обобщенного понимания: «…совокупность процессов и механизмов, определяющих способность организованной материи селективно фиксировать и сохранять во времени следы информационных воздействий и при определенных условиях полностью или частично воспроизводить эти следы».

Кибернетика и другие науки раскрывают «материальность информационных процессов, их роль в формировании и развитии биологических, технических и социальных систем». В исследованиях механизмов переработки и способов хранения информации в обществе все большее значение приобретают «проблемы многоярусной «иерархии», координированности и собственной организованности как самих систем социальной информации, так и тех узлов и блоков, где отбираются, перекодируются по мере надобности, устойчиво хранятся и в то же время должны оставаться достаточно мобильными грандиозные ресурсы этой информации».

Исследование проблемы, учитывающее информационный подход, позволяет представить определенную сторону общественного сознания в виде особой организации, особой структуры социальной памяти. Наличие такого способа хранения опыта давно осознавалось, но часто в смутной, фантастической форме. Мифологизированное представление о механизме индивидуальной памяти характерно, например, для гносеологии Платона, в которой познание есть припоминание (воспоминание) бессмертной душой того, что она некогда видела. Можно сказать, что, с точки зрения Платона, существует некое хранилище знаний (бессмертная душа, бог и т. д., т. е. непознанная социальная действительность, скрытые от человека того времени формы хранения знаний), откуда человек может получать эти знания.

Идея о существовании надличностного механизма хранения социально значимой информации, являющегося необходимым условием развития общества и индивида, прослеживается в работах многих современных историков, психологов и социологов, особенно французских, возможно, под влиянием идей Э. Дюркгейма о «коллективных представлениях». «…B них, — пишет Дюркгейм, — как бы сконцентрировалась весьма своеобразная умственная жизнь, бесконечно более богатая и более сложная, чем умственная жизнь индивида». Коллективные представления (категории) вынужден использовать индивид. Совокупность таких представлений — «коллективное сознание», — обусловливая содержание сознания индивида, выступает как основа его мышления и действия. Известно, что Э. Дюркгейм преувеличивал роль религии в жизни общества. В частности, он считал, что «категории имеют религиозное происхождение…». Однако в его взглядах нашла не вполне адекватное выражение реально существующая единая мировоззренческая основа, определяющая отношение индивидов к миру в социальных группах.

Наличие в обществе специфической системы хранения социально значимой информации отмечено в исторических исследованиях. Например, французский историк М. Блок, исследуя феодальное общество, специально выделяет в работе главу «Коллективная память». Он рассматривает формы, в которых осуществлялось описание исторических событий в ту эпоху, — письменные произведения различного жанра и народный эпос. Особенности этой коллективной памяти, по Блоку, определяют в значительной мере и характер воззрений людей данной эпохи.

В формировании такого взгляда, по-видимому, не последнюю роль сыграл традиционный для историков подход к памятникам прошлых эпох, особенно письменным. Любой фрагмент текста, а тем более цельное произведение, попавшее в поле его зрения, историк рассматривает преимущественно не как произведение того или иного автора, а прежде всего как отражение коллективного человеческого опыта, знаний и т. п. Это представление подкрепляется тем обстоятельством, что авторы часто бывают неизвестны, а если и известны, то само произведение почти никогда не может быть целиком приписано одному из них, а является в самом прямом смысле плодом коллективного творчества.

В результате складывается специфический взгляд на письменные исторические источники, в особенности на различные хроники, летописи, жизнеописания. Историк часто видит в них продукт деятельности некоего коллективного субъекта и относится к ним именно с таких позиций. Иллюстрацией может служить, например, такой факт.

Выдающийся русский историк В.О. Ключевский в начальных разделах широко известного «Курса русской истории» излагает содержание древнерусской летописи. При этом историк представляет летопись как живую совокупную память общества: «Наша летопись не помнит явственно…»; «но, сопоставляя ее смутные воспоминания…»; «наша Повесть временных лет не говорит…»; «хорватов здесь знает и наша Начальная летопись…»; «летопись однако запомнила…».

Разумеется, это своеобразный литературный прием, в котором, однако, проявились упомянутые особенности подхода к историческим источникам. Следует заметить, что в других случаях В. О. Ключевский употребляет подобные обороты речи только по отношению к авторам текстов: «Император Маврикий… пишет…»; «Историк готов Иорнанд, который сообщает эти известия…»; «…араб Масуди в своем географическом сочинении Золотые луга… рассказывает…».

Сам предмет и условия исторического исследования способствуют выработке представления о наличии в обществе упорядоченной системы хранения информации о различных природных и социальных явлениях. Представление это детерминировано не только спецификой исторического исследования, но в первую очередь реально существующими особенностями самого исследуемого объекта — общества. Историк в ходе своего исследования убеждается, что сохранение преемственности в жизни социальных организмов и, следовательно, их целостности зависит от способов организации и средств хранения информации.

Проблема социальной памяти как необходимого условия существования памяти индивидуальной (и высших психических функций вообще), по-видимому, впервые в советской психологической литературе была поставлена в работах П.П. Блонского и Л.С. Выготского. В современной философии происходит дальнейшее развитие представлений о существовании общественной системы хранения информации по пути построения все более дифференцированных концепций, в частности в исследованиях по истории и методологии науки.

Как известно, развитие науки возможно только при сохранении полученного на каждом этапе знания. В теоретическом обосновании этого факта и состояла цель кумулятивистских теорий роста научного знания. Однако очевидная неаддитивность развития научного знания привела к появлению парадигмальной модели развития науки. Смена парадигм происходит в результате научных революций — таков смысл одной из наиболее распространенных теорий Т. Куна.

Проблема способов и форм существования научного знания стала особенно актуальной в связи с научно-технической революцией. В последние годы среди буржуазных философов и историков науки появились теоретические построения, возрождающие в той или иной форме объективно-идеалистические взгляды. Наиболее четко эта тенденция проявилась в концепции «трех миров» К. Поппера. По его мнению, можно утверждать наличие «трех миров». «Первый мир» — это физический мир, или наблюдаемая природа, «второй» — сфера человеческого познания и психических процессов, протекающих в мозгу людей, «третий» — «мир объективного знания». Содержание этого «третьего мира» расширяется К. Поппером беспредельно, вплоть «до всех возможных объектов мышления», включая «теории в журналах, книги в библиотеках, дискуссии о теориях, трудности и проблемы», а также ценности, социальные институты, произведения искусства и т. п. Подлинно объективное знание, согласно Попперу, имеется там, где нет познающего субъекта и, следовательно, той эмпирической реальности, в которой он живет и действует.

Существование объектов «третьего мира» связано с материализацией продуктов человеческого мышления в виде книг, скульптур, компьютеров и т. д. Теории и идеи, художественные стили развиваются по своим законам, представляют собой отчужденное от субъекта знание, которое приобрело общечеловеческое значение. «…Мой третий мир, — пишет К. Поппер, — не имеет вообще никакого сходства с человеческим сознанием; и хотя его первичные обитатели суть произведения человеческого сознания, они совершенно отличны от сознательных идей, или мыслей в субъективном смысле». Будучи идеальными объектами, они могут порождать и материальные следствия, могут воздействовать на сознание человека и через него на мир физических реальностей. Продукты цивилизации можно рассматривать как материализацию целей, идеалов, планов, существующих в виде объектов «третьего мира».

Такая трактовка «третьего мира» имеет объективно-идеалистическую основу в духе неизменных «идей» Платона, на которого Поппер прямо ссылается. Ссылается он и па Гегеля. Однако в отличие от саморазвивающейся гегелевской абсолютной идеи «третий мир» у Поппера оказывается замкнутым и неспособным к развитию. Философы-марксисты подвергли взгляды К. Поппера обстоятельному анализу и критике, вскрыв их теоретическую несостоятельность и апологетическую направленность.

«Теорией познания марксизма и историческим материализмом доказано, что психика людей и свойственное им познание и знания вторичны в отношении природной действительности, но они возникают только в рамках общества, причем познание есть и элемент общественной жизни, и момент в ее предпосылках, и следствие объективных законов ее развития».

В концепции К. Поппера схвачена и идеалистически гипертрофирована одна из важнейших черт «надындивидуальных систем информации» в обществе — их относительная самостоятельность. С точки зрения диалектического материализма бесспорна, конечно, их детерминация фундаментальными социальными процессами, прежде всего производством материальных благ. Ho эта детерминация ни в коем случае не уничтожает относительной автономности таких систем. Признание каузальной зависимости дает опору и для выяснения специфических закономерностей их развития и функционирования.

Развертывание исследований социальной обусловленности познания привело к появлению в философской литературе целого ряда понятий, в которых фиксируется наличие в обществе сформировавшейся в процессе социального развития системы хранения, переработки и выдачи информации, обеспечивающей процесс расширенного воспроизводства материальной и духовной культуры и всего общества в целом. Кроме термина «социальная память» в таком же или близком значении используются уже упоминавшаяся «коллективная память», а также термины «историческая память», «социально-историческая память», «память мира», «внешняя память», «надындивидуальная система информации», «внегенетическая система социального наследования» и др. Помимо отмеченного общего смысла в них подчеркивается та или иная особенность этой системы хранения информации и проявляются какие-то черты применяемой их авторами методологии.

Э. В. Соколов, рассматривая проблему «исторической памяти», отмечает: «Требуются специальные усилия для того, чтобы результаты познавательной деятельности и обмена информацией были систематизированы, включены в общую систему знаний и стали доступны для последующего использования». Здесь подчеркивается целенаправленность формирования «исторической памяти». Сама система хранения и передачи информации в обществе выступает как продукт специализированной деятельности человека. Несколько далее это понятие используется в более узком смысле для обозначения воспроизведения исторических событий, которые выделяются из всей совокупности хранящейся в обществе информации, как синоним исторического знания. В этом последнем или еще более узком смысле использует понятие «историческая память» В.Б. Устьянцев, обозначая данным термином совокупность исторических источников, преимущественно письменных.

«Общество в целом, — пишет А. Моль, — обладает определенной социальной культурой, которая воплощена в «сети знаний», тем или иным способом формируемой из множества производимых обществом материалов культуры. Совокупность этих материалов, которые можно было бы собрать в некоторой «универсальной библиотеке», можно условно назвать «памятью мира». «Память мира» — это один из двух типов «социокультурной таблицы», ее можно назвать также «таблицей знаний». В «памяти мира» хранятся продукты деятельности человека в сфере культуры. А. Моль рассматривает культуру как «интеллектуальный аспект искусственной среды, которую человек создает в ходе своей социальной жизни».

Использование А. Молем имеющих весьма расплывчатый смысл словосочетаний «универсальная библиотека», «сеть знаний», «память мира», «социокультурная таблица» и других, по-видимому, соответствует принципиальной установке автора, который не считает «безусловно необходимым заранее определить все употребляемые слова для того, чтобы строить из этих слов правомерные утверждения». Это, разумеется, верно в том смысле, что невозможно дать явные определения всем словам, используемым автором. Ho когда этот принцип проводится относительно узловых понятий, фиксирующих важнейшие особенности исследуемых фрагментов реальности, описание приобретает почти исключительно метафорический характер, а работа по вычленению объективного содержания употребляемых терминов перелагается автором (хотя и не в полном объеме) на читателя.

Говоря о «внешней памяти», А.А. Малиновский видит причину ее возникновения в необходимости для общества «преемственности познания с сохранением информации из поколения в поколение…». «Внешняя память» на первых этапах развития человеческого общества «была заключена в орудиях, понимая последние в широком смысле слова (собственно орудия, одежду, жилища и т. д.)… В дальнейшем начали развиваться различные знаковые системы, передававшие то или иное знание в виде отдельных символов, а затем и в виде прямых записей, цифр и других, все более расширяющихся форм фиксации знаний».

Анализируя различия между биологическим и социальным управлением, В.Г. Афанасьев отмечает, что последнее базируется на совершенно иных информационных основах. «Здесь решающее значение имеет не наследственная, а социальная информация. Здесь сформировалась специфическая надындивидуальная система информации, обеспечивающая накопление, хранение, передачу существенно важной, программирующей поведение индивидов информации от поколения к поколению (вертикальный обмен информацией), а также обмен информацией между людьми одного поколения (горизонтальный обмен информацией)». Этой системе принадлежит решающая роль в социальном онтогенезе человека: «Только благодаря воссозданию, воспроизведению информации, выработанной предшествующими поколениями людей, и ассимиляции информации, которой обладают его современники, человек становится человеком, социальным существом».

Описанные взгляды обнаруживают общие черты. «Историческая память», «память мира», «внешняя память», «надындивидуальная система информации» рассматриваются прежде всего в качестве хранилища традиций, опыта, научных знаний, художественных произведений. Например, описываются материальные средства и социальные институты, обеспечивающие сохранение текстов разного рода, картин, фильмов и т. п. и способы их тиражирования и распространения (музеи, библиотеки, средства массовой коммуникации и т. д.).

При таком подходе, поскольку и не ставится иная задача, остается в тени принцип организации, который с необходимостью должен проявиться в структуре и функциях системы хранения социальной информации. Ведь сохранение информации имеет смысл только тогда, когда ее можно использовать. Если информация недоступна для использования, то хранить ее бессмысленно, да и, по-видимому, просто невозможно. Она в этом случае утрачивается как не имеющий ценности элемент культуры. Обеспечить выдачу и, следовательно, использование информации можно только в случае упорядочения ее по известному и доступному для понимания пользователей принципу. Ho упорядочение в свою очередь предполагает селекцию и установление иерархичности информации.

На это обстоятельство обращает внимание Э.В. Соколов: «Для записи информации… необходимы знаковые системы и определенный метод упорядочения, организации информации по ее ценности и содержанию. Знаковой системой в большинстве случаев служит разговорный язык, а методами организации — устное предание, исходящее от авторитетного лица, догматическая система верований или логически и семантически разработанная система знаний, т. е. научное мировоззрение». Из дальнейшего изложения видно, что автор признает наличие определенного метода упорядочения информации только в третьем случае — когда сформировалось мировоззрение. «Отсутствие мировоззрения затрудняло синтез информации; она сохранялась в нерасчлененном виде, отдельными «комками»… «Центром кристаллизации» знаний служил опыт личности…» Ho, как пишет далее автор, «естественная память (имеется в виду память индивида. — В. К.) не может быть надежным механизмом культурной преемственности».

Характеризуя указанные способы хранения информации, Э.В. Соколов несколько преувеличивает значение научно-рационального способа организации информации для ее сохранения. Имеется огромное количество фрагментов древних культур, позволяющих в общем достаточно полно воспроизводить их содержание (например, шумерская, или древнеегипетская, или майянская культура). По-видимому, более правильным будет предположение о том, что сохранение информации, необходимой для функционирования и развития общества, на ранних этапах обеспечивалось ее организацией, основанной на других принципах. Эти принципы не были научными в современном смысле слова, но обеспечивали систематизацию и хранение необходимой обществу информации.

Отсюда вытекает задача: исследовать эти принципы, выявить механизмы хранения и переработки информации на различных исторических этапах развития общества, причины перехода от одной системы к другой. Решение этой задачи настоятельно требует выработки понятия, охватывающего в своем содержании не только само «наличное бытие» информации в обществе, но и принцип ее организации, чтобы оно могло более эффективно выполнять методологическую функцию, выступать как средство исследования информационной стороны жизни общества.

В наибольшей степени этим требованиям отвечает понятие «социальная память». В качестве термина, имеющего приблизительно такое же содержание, как и проанализированные выше, словосочетание «социальная память», встречается в философской и социологической литературе. Содержательная же разработка этого понятия, необходимая для исследования информационных процессов в обществе, началась лишь в последние десятилетия.

Подпишитесь на свежую email рассылку сайта!

Читайте также