Аристократия и раса

1 «Сегодня свет идет к нам с Севера» (А. де Ламартин. «Семейный курс литературы», 1867).

Между аристократией и расой или — там, где аристократии нет или больше нет, между высшим слоем и расой существует определенная взаимосвязь у всех народов Земли, знающих социальное расслоение. Известно, например, что высшие слои в Китае отличаются от простого народа более высоким ростом, более узкими лицами и носами, более светлой кожей, иногда даже более светлыми глазами и скорее европейской, чем монголоидной формой век. Французский расолог Лежандр, который долго жил и работал в Китае, высказал недавно мнение, что Китай на заре своей истории получил сильную примесь нордической крови. He поэтому ли женщины высших слоев в Китае и сегодня красятся белыми и красными красками?

В Индии чем выше каста, тем выше рост, светлей кожа и меньше ширина носа. Среди бедуинов правящие роды представляют в самом чистом виде ориентальную расу. Эта раса служит для арабов образцом благородства и красоты. Они воспевают стройных, гибких женщин с пышными бедрами, с черными, волнистыми волосами, большими темными глазами, светлой кожей, слегка изогнутым тонким носом и четко очерченной верхней губой. Благородными считаются гордые и умные женщины, даже с воинственными наклонностями. Тот же идеал красоты сохранился до сих пор и в еврейском народе: «прекрасная» еврейка это обычно еврейка ориентальной расы. Евреи и еврейки ориентальной расы это еврейская аристократия.

Фробениус в своей книге «Культурные типы Западного Судана» Очень подробно описал взаимосвязь между аристократией и расой в Западной Африке. У восточноафриканских племен бросаются в глаза расовые различия между аристократией и простым народом, особенно у массаев и ватутси. Аристократия это большей частью люди хамитской (эфиопской) расы с небольшой негритянской примесью, а простой народ — негры с небольшой хамитской примесью. Эта хамитская примесь в аристократии наличествует у многих африканских племен, особенно хамитоязычных. Похоже, хамитская (эфиопская) раса среди многих африканских племен имела такое же значение творческого типа, как нордическая раса среди народов, говорящих на индоевропейских языках. К ней принадлежал и господствующий слой древнего Египта. Хамитский тип был для древних египтян идеалом красоты…

Среди всех народов, говорящих на индоевропейских языках, а местами и за пределами их круга, нордическая раса проявила себя как творческая, государство-образующая: она играла руководящую роль в государстве и в духовной жизни. Шведский языковед Иоханссон назвал ее «ядром» государств и духовной жизни народов, говорящих на индоевропейских языках. Говорившие на индоевропейском языке племена нордической расы из Северо-Западной Европы после завоевания ряда областей и покорения местного населения образовали вместе с ним народы, в которых пришельцы нордической расы образовали аристократию: так было в Индии, Персии, Армении, Греции и Риме. Во всех этих странах нордическая раса исчезала в результате смешения и антиотбора, где быстрей где медленней. Ho даже в сегодняшней Индии в высшем слое, среди брахманов, иногда встречаются нордические черты, даже светлые глаза. И сегодня светлые волосы и глаза нередки среди древних аристократических родов Персии. И Сегодня нордическая раса сохранилась среди высоких голубоглазых блондинов сфактиотов, этого известного своей храбростью и любовью к свободе критского племени древнегреческого (очевидно, спартанского) происхождения, которое смогло сохранить нордическую кровь, поскольку живет в изолированной области.

Нордического происхождения были свободные ахейцы, эллинское племя, которое упоминается в хеттских надписях уже во второй половине XIV века до н.э. Троянская война была ахейским предприятием, и ее описание в «Илиаде» наводит на мысль об антиотборе, истреблении воинственных нордических родов. К этому добавилось смешение с ненордическим население Греции. Более молодому эллинскому племени нордического происхождения, спартанцам, которые вторглись в ахейскую область, ахейцы вследствие их денордизации уже не были соперниками. Господство перешло к спартанским родам, которые, образовав новую аристократию, сословие спартиатов, поделили между собой землю на неотчуждаемые наследственные имения. Среди спартиатов жили свободные, но обязанные платить налоги ахейцы (слой периэков), а низшим слоем были рабы, илоты, древнее население, покоренное еще ахейцами. Спартиаты называли себя между собой «гомойой», т.е. равными. Вероятно, первоначально имелось в виду, что они люди одной нордической крови, лишь позже это стало просто названием сословия. Защите спартанской крови и целям расовой гигиены служили законы и традиции. Изменения законов и отход от традиций вели к расовому смешению и антиотбору. Периэки занимались ремеслом и торговлей, чем брезговали сиартиаты, и часто становились богаче спартиатов. Как свидетельствовал Феогнид Мегарекий на примере своего эллинского племени, «богатство опустошило расу»: аристократия вынуждена была родниться с богачами и тем самым теряла свою силу, основу своего благородства: сохранявшуюся в чистоте нордическую кровь. Действовал и антиотбор. Спартиаты составляли ядро и основную силу войска. Во время Греко-персидских войн, в 500-499 гг. до н.э., они еще могли выставить 8000 мужчин; в битве при Платеях (479 г. до н.э.) рядом с 5000 спартиатов сражались 5000 периэков, а в битве при Левитре (371 г. до н.э.) участвовали всего 1500 спартиатов, и исход этой битвы развеял миф о непобедимости Спарты; в 224 г до н.э. спартиатов насчитывалось всего 700. Начиная с Пелопоннесской войны, т.е. с конца V века до н.э., в войско стали брать илотов, чтобы его пополнить. Самым храбрым из илотов давали свободу, и кровь низшего слоя получила возможность проникать в высший. Потомки периэков и илотов превзошли по численности потомков аристократов. С исчезновением силы спартиатов исчезла и сила Спарты.

Четкое понимание аристократического вопроса как вопроса крови и вопроса сохранения аристократии как вопроса расовой гигиены и численности потомства — только такое понимание (а зародыши его были в спартанском законодательстве) могло бы сохранить спартиатов и Спарту от гибели.

В Афинах тоже произошла денордизация. И там нордические роды «эвпатридов» исчезли в результате смешения, антиотбора и снижения рождаемости. То, что в Афинах и в позднее время появилось много выдающихся людей, было следствием бегства туда талантливых людей, изгнанных из других городов, что, по свидетельству Фукидида, пошло на пользу Афинам. К тому же, многие выдающиеся афиняне с материнской или отцовской стороны или от родителей-иммигрантов обогатились кровью нордической расы от народов, живших в низовьях Дуная. Когда эта кровь иссякла, в Элладе начал распространяться тип, который характерен для современной Греции, ничего общего не имеющий с высокими, светловолосыми героями, воспетыми Гомером.

Как гибель Спарты и Афин, так и гибель Рима можно описать как процесс денордизации. Кровь нордических патрициев, т.е. потомков 300 латинских и сабинских старейшин родов, которые образовали древнейший римский Сенат, была условием подъема Рима, а исчезновение нордической крови италийских племен — причиной гибели Римской империи. Что между аристократией и расой есть взаимосвязь, понимали даже выродившиеся римляне эпохи Империи, Богатые выскочки заказывали светлые волосы в Германии, имитируя аристократов. Мессалина прятала черные волосы под светлым париком, как и афро-азиатский гибрид на троне цезарей Каракалла. Об обычае носить светлые парики упоминал еще Овидий.

До II века н.э. римские бюсты раскрашивали. На волосах и губах сохранились остатки краски, которая сегодня кажется красно-коричневой. Ho не следует думать, что оригиналы этих бюстов были блондинами, даже если у них преимущественно нордические черты лица. Окраска, может быть, должна была сохранить цвет волос, который ассоциировался с представлением о благородной крови; даже в позднем Риме поэты всегда называли богов и героев древности светловолосыми.

Чтобы придать себе благородный вид, в древнем Риме (как на современном Западе и особенно в Париже) волосы осветляли. Ювенал, Марциал, Лукан и Плиний сообщают об этих средствах для окраски волос; о них упоминал еще Эврипид (комес ксантисмата).

На взаимосвязь между аристократией и расой на нордическую кровь свободных указывает и древнеирландская литература: у свободных людей волосы всегда светлые, а у рабов — темные. Характерно, что в германских племенах, в которых нордическая раса преобладала сильнее всего, аристократия как таковая не образовалась. Датская и шведская аристократия представляли собой сословия, созданные по центрально-европейским образцам XIII века. Это было обратное влияние областей, завоеванных германскими племенами в раннем Средневековье, на германскую прародину. В Норвегии аристократия как сословие появилась только при господстве датчан в XVI веке, а когда Норвегия снова обрела самостоятельность в 1814 году, аристократия, как нечто совершенно чуждое норвежскому народному духу, снова была упразднена. В Дитмаршене, где сильно преобладает нордическая раса, не было ни аристократии, ни крепостного прав. Неккель в своей книге «Древнегерманская культура» (1925) лучше всех описал столь характерное для чисто нордической культуры сословие благородных крестьян… Наследственное владение своим подворьем определяло социальную суть этого слоя крестьянства, его свободу, гордость своей свободой и борьбу за нее. Могло быть и так, что у этих крестьян были общие предки с феодалом. Отсюда большое уважение к отцам, гордость своими предками. Благородные крестьяне повсюду в Германии интересовались генеалогией, а в Норвегии и Исландии это привело к уникальным последствиям: из этого интереса возникли исландские саги, чисто германские истории крестьянских семей, порой изрядного объема.

Итак, такие черты как интерес к генеалогии, гордость историей рода, выбор в супруги сыновей и дочерей из уважаемых родов, были первоначально не чем иным, как выражением нордической восприимчивости, присущей и сегодня крестьянам в самых нордических областях Норвегии и Швеции, «Среди населения очень подчеркнуты сословные различия, вследствие чего браки между ними сталкиваются с большими трудностями. Люди в целом имеют какой-то аристократический налет, что выражается в гордости предками, сохранении родовых традиций и знании генеалогии», — сообщает норвежский врач и расолог Арбо.

Эти черты первоначально были не сословными, а расовыми явлениями. Они проявлялись на всей прародине германцев, а сегодня только в отдельных областях с сильным преобладанием нордической расы или в отдельных родах. Они были типичны для саксов раннего Средневековья в области современного нижнесаксонского диалекта, как типичны сегодня для норвежского Судбрандсталя. В рассказе о саксах IX века монахов Рудольфа и Мегинбарта говорится: «Поскольку они очень заботятся о чести своего рода и других благородных родов, они не заключают опрометчивых браков с иноплеменниками или несвободными людьми. Они хотят оставаться своеобразным, чистым, только на самого себя похожим племенем. Поэтому все они одинакового роста и цвет волос у них одинаковый».

В чисто нордической области, где по крайней мере сословие свободных было нордическим, все люди были равными и выдвигались лишь отдельные люди или роды, отличавшиеся особыми талантами. Так было у нордических германцев времен Тацита. Te, кого Тацит в «Германии» называл «нобилями», были обычно лишь людьми выдающихся способностей из отличавшихся такими способностями родов. В те времена у германцев на первом месте стоял род и лишь на втором — отдельный человек, притом всегда как представитель своего рода. Да, древние германцы были «несовременными», судя по их враждебному отношению к индивидуализму…

Из особо уважаемых глав родовых союзов, из которых складывались германские племена, вероятно, образовывалась своего рода аристократия, которая могла превращаться в наследственную. От этой древней германской аристократии сегодня ничего не сохранилось, если только ее кровь не перешла к аристократическим родам, образовавшимся в эпоху Великого переселения народов.

Именно отсутствие аристократии как наследственного сословия, именно возможность выбирать из выдающихся родов герцогов и королей, если в особой ситуации требуются вожди, и смещать их, если они оказывались не достойными своих отцов, это черты, мешавшие возникновению наследственной аристократии, указывают на равенство населения на прародине германцев (в Северо-Западной Германии и Южной Скандинавии). На этих территориях до середины Средних веков сохранилось свободное крестьянство, ведущее свое хозяйство, как в доисторический период. Ho — и здесь сказывается психическая суть нордической расы — это были благородные крестьяне, ценящие свободу, гордые предками, властные. Они презирали «мелких людей» — этот термин употреблен в одном норвежском рассказе IX века. He допускалось чрезмерное возвышение герцога или короля. Одному бездарному и высокомерному королю на народном собрании сказали, что пятерых таких уже утопили. Эти крестьяне были той же крови, что и аристократия южно-германских племен, образовавшаяся после Великого переселения народов: ее представители признавали друг друга за равных (пэров) и противостояли королям, как крестьяне на заре германской истории. Если королевская власть в итоге все же укреплялась, то именно вследствие уважения всех германских племен к талантливым родам, то сила этой власти зависела от силы конкретного короля. Так и в гомеровские времена бастеями выбирали лучших. Психическим складом нордической расы обладали эллины и германцы.

У германцев до эпохи Великого переселения народов сохранялись примерно такие же сословные отношения, о каких упоминает Геродот, рассказывая предысторию своего народа, когда несвободных еще не было. Только когда слой нордических завоевателей наложился на ненордическое население, у индийцев, персов, эллинов, италиков и кельтов возникла наследственная аристократия. Только столкнувшись с ненордическими людьми, индийские арии осознали, что они блондины. В регионе, где они вместе с нранцами оформились как особая группа среди народов, говоривших на индоевропейских языках, в Южной России, они еще были окружены нордическими племенами. Только в Армении они появились как «хари» (светлые). Только став господами над периэками и илотами, нордические спартиаты смогли осознать себя «равными». Только после того, как высокая раса подчинила себе низкорослую, могло возникнуть выражение «красивый и большой» (калос кай мегас). Только после вторжения в Грецию эллины стали высокой, светловолосой аристократией. Только осознавая свою принадлежность к слою господ над темноволосым низшим слоем, Пиндар (в середине V века до н.э.) мог называть своих эллинских соплеменников «светловолосыми данайцами» (в 9-й Немейской оде). И только после Великого переселения народов создались условия для образования наследственной аристократии у германцев. Нордические германские племена стали господами над ненордическими покоренными племенами. Нордические бургунды, франки, норманны стали «французской» аристократией, подчинив себе денордизированный гало-романский низший слой… И как в Норвегии и Исландии из истории крестьянских родов выросли исландские саги, так во Франции возникли «шансон де жест», рыцарские поэмы французского средневековья — они выросли из ряда составленных в поэтической форме родовых хроник и стихотворений в честь умерших отцов. В Исландии расовая ситуация бала такова, что сага появилась как народная поэзия, а во Франции, в соответствии с тамошней расовой ситуаций, «шаксон де жест» это сословная поэзия аристократии, но в обоих случаях исходным материалом были родовые истории нордических родов.

2. Благо тому, что помнит об отцах,

Кто радостно об их делах великих

Рассказывает слушателям, а после

И сам к их ряду славному примкнет.

(Гёте. Ифигения)

Граф Гобино (1816-82) первым осознал, что большая часть средневековой знати всех европейских стран восходит к германским родам эпохи Великого переселения народов, которые как землевладельческий господствующий слой нордической расы властвовали над ненордическими или денордизированными народами Европы. Часто поминаемый «интернационализм» средневековой знати был первоначально обусловлен общей кровью высших слоев всех западных народов, как и интернационализм готического стиля. По всей Европе аристократия как слой физически и духовно похожих друг на друга людей занимала одинаковую позицию по отношению к низшим слоям народов, тем менее нордических, чем дальше они жили от прародины германцев в северо-Западной Европе. Чем менее нордическим было покоренное население, тем определенней в зонах германского завоевания должно было становиться убеждение знати, что ее особенность — в крови, что это нечто наследственное. На германской прародине, где жили свободные и равные крестьяне, такое понятие как «равенство по рождению» не могло возникнуть, так как для браков между свободными и несвободными не было правовой формы, как в древнем Риме до 445 года до н.э. для браков между нордическими патрициями и ненордическими плебеями. Дети от таких браков относились к низшей категории. Связь между свободной женщиной и несвободным мужчиной каралась у отдельных германских племен казнью женщины.

В завоеванных областях, перед лицом многочисленного свободного населения ненордической расы, у германского господствующего слоя вскоре должно было развиться более глубокое понимание того, что позже стали называть «равенством по рождению». Здесь должен был возникнуть тот интерес к вопросам крови, который — всё больше отдаляясь от своей первоначальной и единственно осмысленной ориентации на сохранение чистоты нордической крови — и сегодня характерен для большей части аристократии.

Германские роды — Грёнбах показал, насколько большее значение по сравнению с отдельным человеком имел род у древних греманцев -настолько явно выделялись как господствующий слой в завоеванных областях, что русское, польское и чешское слова, обозначающие знать, происходят от древневерхненемецкого «шляхта» (Geschlecht — род). В аристократии выделялся и среди славянского населения «род» землевладельцев, нордические, германские господа, и каждый из этих родов имел свой наследственный «удел».

Среди славяноязычных и германоязычных народов аристократия разделила судьбу спартиатов, эвпатридов и патрициев: она подверглась денордизации. Правда, и сегодня аристократия этих народов все еще является более нордической, чем сами эти народы в среднем. Ho ее растворение в ненордических расах, похоже, уже не остановить. Так, во Франции «богатство опустошило расу»: там часто носители аристократических титулов имеют преобладающие переднеазиатские или ориентальные черты: это следствие женитьбы их отцов на дочерях богатых евреев.

В германоязычных народах и в Финляндии аристократия сохранила много нордического. В этих народах нордическая кровь в начале если не преобладала во всех слоях, то налицо была ее сильная примесь. Даже слой несвободных людей не был беден нордической кровью, так как в этот слой попадали военнопленные из германских племен. Так что и в этих народах нордическая кровь постоянно могла проникать в аристократию. Вплоть до XIII века возникали всё новые аристократические слои, и до того, как понятие равенства по рождению не превратилось в простое сословное понятие, выбор супружеской пары вне своего круга для аристократии не был затруднен.

Примечательно, что стимул к образованию новых аристократических слоев всегда исходил от стран, менее плотно населенных нордическими германскими племенами. Третий сильный слой — если считать вторым тот, что образовался после Великого переселения народов — образовали Франки. В их империи короли, Меровинги и Каролинги, правили многочисленным негерманским населением. Род самих Каролингов не принадлежал к числу самых благородных, и выдвинулись в качестве мажордомов Меровингов из сословия «карлов» (свободных общинников), а став королями, сделали титул «карл» почетным.

(Примечание. Неккель даже подозревает, что Каролинги были не из крестьян, а из вольноотпущенников… Кровавая баня, которую Карл устроил в 782 году в Фердене, обезглавив за один день более 4500 благородных саксов, могла быть выражением рабской ненависти к тем, кто выше его по происхождению. Церковным историкам Средневековья не удалось добиться того, чтобы мы воспринимали Карла «Великого» как действительно благородного человека… Судя по описанию, у Карла, кроме нордических черт, были короткая шея, жирный затылок и толстый живот).

Члены королевской свиты образовали служилую аристократию, которая по мере расширения империи франков получила власть и над другими германскими племенами, чтобы противопоставить себя этой служилой аристократии, представители старой аристократии эпохи Великого переселения народов тоже стали занимать посты в государстве франков. В итоге два слоя смешались в один, в котором графские титулы стали наследственными.

В XII веке образовался новый аристократический слой: рыцарство. Он возник из готских и свевских родов, которые завоевали Испанию, родов, благодаря светлой и прозрачной коже которых возникло выражение «голубая кровь». Новое сословие рыцарей перешло из Испании во францию, оттуда во Фландрию, а потом в Германию. Так возник аристократический, слой, дух которого выразился в средневековой поэзии западных народов, в немецкой литературе — в Песни о Нибелунгах, «Парцифале» Вольфрама фон Эшенбаха и в песнях Вальтера фон дер Фогельвейде. Эта сословная поэзия была, как и готика, поскольку ее создатели были одной нордической крови, одинаковой по своим основным чертам на всем Западе.

(Примечание. И классицизм на грани XVIII и XIX веков происходил, в основном, из аристократических кругов Запада и рассчитан на них. Нордическое начало в нем прослеживается столь же ясно, как и сословное. «Ифигения» и «Тассо» Гете — примеры такого классицизма. Чем больше, по мере денордизации западных народов, нордическая кровь сохранялась, главным образом, в высших слоях, тем больше искусство, обращенное к нордическим кругам, переставало быть народным. Нордический Ренессанс Италии стал сословным искусством, тогда каr готика еще оставалась народной).

Рыцарский слой бурно рос. Поскольку рыцари были главной силой средневекового войска, князья нуждались в многочисленном рыцарстве. Владельцы небольших поместий, богатые горожане и их сыновья возводились князьями в рыцари. Даже несвободные люди после освобождения могли заслужить это звание, особенно у церковных феодалов.

Старая знать стремилась отгородиться от новой: так возникло противопоставление «высшей» и «низшей» знати. У низшей аристократии никогда не было четкого определения равенства по рождению, как у высшей, которая исключала из рядов аристократии потомков от брака с неблагородной женщиной. Перевод семей из низшей знати в высшую — особенно после 30-летней войны — был нередким явлением, так что, когда прекратила свое существование Священная Римская империя (в 1806 г.), большинство высших аристократических родов происходило из низшей знати. На протяжении всей истории аристократии было возможным проникновение неблагородной крови в высший слой: это могла быть нордическая и ненордическая кровь…

Начиная с позднего Средневековья стали появляться новые аристократические роды, поскольку курфюрсты раздавали имена и титулы, притом все чаще, особенно с XVI века, а у старой знати не было средств воспрепятствовать этому. Отдельные императоры и курфюрсты, особенно в Австрии, возводили людей в благородное сословие в массовом порядке, без ограничений. Раньше военная служба и владение землей были непременными условиями, теперь достаточно было богатства.

(Примечание. Первая семья неевропейского расового происхождения была возведена в дворянство в 1622 г. императором Фердинандом II: еврейская семья Якоба Басеви фон Тройенберга).

Сознание того, что аристократия должна строиться на иной основе, нежели раздача грамот с титулами, ясно выразил в XIII веке в одном из своих стихотворений поэт Логay: он издевательски писал, что так и мышь можно возвести во дворянство.

При выборе супружеских пар представители старых родов часто, но не всегда, исключали такую новую знать. Хотя семьи этой новой аристократии часто быстро вымирали, много их крови все же успело просочиться в старую знать. С XIX века почти во всех слоях аристократии браки заключались по денежным соображениям. Фридрих Вильгельм IV отметил это, сказал в шутку «Моим аристократам нужен фонд, банкирским дочерям — приставка «фон»». При Вильгельме II, который возвел во дворянство многих еврейских банкиров (неевропейского расового происхождения), стали возможными даже браки как с «равными по рождению» с дочерьми банкиров, после того как с течением столетий понятие «равенства по рождению» утратило свой первоначальный смысл. И в новейшей истории немецкой аристократии «богатство стало опустошать расу».

3. «Где благородство чувств, там благородство форм» (Шиллер. Орлеанская дева).

Можно ли еще говорить о «расе» применительно к современной немецкой аристократии, к немецкой аристократии последних веков?

Чтобы ответить на этот вопрос, надо еще раз вернуться к древнегерманским сословным отношениям или их зачаткам. Ho «древне-германским» можно считать и скандинавский Север даже в то время, когда за пределами германской прародины уже господствовало «Средневековье». Co скандинавского Севера дошло до нас свидетельство X или XI века, которое отражает сословные отношения, как в «Германии», описанной Тацитом, свидетельство, которое одновременно показывает взаимосвязь между сословным расслоением и расой. Это стихотворение в память о Риге.

Ac по имени Риг, возможно, того же рода, что и Хеймдалль, трижды объехал землю, каждый раз оставляя в доме супружескую пару: в первый раз прадеда и прабабку, потом деда и бабку и, наконец, отца и мать. И каждый раз он зачинал от женщины сына.

Прабабка родила мальчика с желтовато-темной кожей и черными волосами, с некрасивым лицом, толстыми пальцами и узловатыми сочленениями. Его назвали Трель, т.е. несвободный, раб. Когда он вырос, ему дали в жены плосконосую девушку с коричневыми руками по имени Тир, т.е. несвободная, рабыня. От Треля и Тир произошли несвободные. Им давали такие имена как Грубиян, Вонючка, Темнокоричневый, Неуклюжий, Дюжий, Толстоногий, Шумный.

Бабка родила сына с красноватой кожей, рыжеватыми волосами и блестящими глазами. Его назвали Крал, т.е. свободный общинник. Позже он женился на женщине того же сословия. Их детей звали Мужчина, Сильный, Широкоплечий, Гордый, Высокомерный, Сдержанный, Волевой.

Мать родила сына с белокурыми волосами, светлой кожей, прозрачными руками и глазами, мечущими молнии, «как глаза змия». Ему дали имя Ярл, т.е. граф или герцог. Позже он выбрал в жены дочь херсена, т.е. начальника области, умную, белокожую девицу с тонкими пальцами. От этих родителей пошли ярлы. Их детям давали имена, которые означали наследник, отпрыск, наследница. Однажды к ярлу пришел ас Риг, его отец, дал ему свое имя, подарил ему родовые имения, научил искусству владеть оружием и благородному поведению. Сын ярла стал со временем королем.

Как видим, это произведение жившего около 1000 г. норвежского или исландского поэта не просто лирическое стихотворение, это размышление ученого поэта о происхождении сословий; он описывает физические и психические особенности этих сословий и рассматривает их как наследственные. И это не просто сказочный сюжет. Как мы помним, на древнем германском Севере не было иных четких делений, кроме деления на свободных и несвободных. Все свободные были «равны по рождению», Ярлы и херсены были чиновниками среди свободного населения, их назначал король или выбирали заведомо способного человека из заведомо способного рода. Никогда это не были наследственные титулы. Ho уже имелись зародыши того, из чего тогда среди германских племен Центральной, Западной и Южной Европы развилась наследственная аристократия.

Что важно в стихотворении о Риге, так это указание на расовые черты.

Что такое описание треле, как не поэтически утрированные физические и психические черты альпийской расы? А описание свободных, карлов и ярлов, разве не напоминает физические и психические черты нордической расы? Хансен обнаружил представителей обеих этих рас среди современного крестьянства Норвегии. На противоположные склонности обеих рас указывает и стих из саги о Гуннлауге, предостерегающий от «злых и черных» людей.

Ho примечательно и то, что автор стихотворения о Риге не только учел расовые различия свободных и несвободных, но и когда он говорит о наследственных различиях карлов и ярлов, он обращает внимание на появление двух типов внутри одной расы. Карлы отличаются от ярлов как «грубый» и «тонкий» типы — расология обнаружила их внутри многих рас. Древний северный поэт отметил, что слой ярлов внутри нордической расы представляет собой то, что сегодня назвали бы результатом отбора или, точнее, социального отбора. Поскольку в супруги была выбрана дочь херсена, возникла особая «аристократия» среди родов ярлов, поскольку слой херсенов уже был результатом отбора.

Co взглядами автора стихотворения о Риге совпадают и взгляды авторов исландских саг, для которых светлые волосы и глаза, подчеркнуто широкие плечи и узкие бедра мужчин, а также высокий прямой нос были признаками красоты, а черные волосы и темные глаза, вдавленный нос, большие руки, ноги считались безобразными… Ho то, что сознавали древние северные германцы, должны были сознавать с древних времен и все германские племена. Ненордическая внешность характерна прежде всего для низших слоев и южно-европейских народов. Переданное в латинской форме лангобардское имя «Гуалабрюнус» показывает, что каштановые волосы и карие глаза связывались в представлениях лангобардов с происхождением от «вельшей», т.е. романоязычного народа… До позднего Средневековья на Западе более или менее сохранилось сознание наследственной основы всех сословных делений, взаимосвязи между расой и аристократией.

Так было уже у эллинов и римлян. Во всем круге народов, говорящих на индоевропейских языках, в поэзии и изобразительном искусстве боги и герои всегда высокие, стройные, со светлыми волосами и голубыми глазами. Красивым грекам и римлянам казался только нордический человек. «Эрос — говорится у Эврипида — любит зеркало и светлые волосы». Этот идеал красоты — физический тип нордического человека — и образ героя — тоже с нордическими чертами — сохранялись у этих народов и позже, когда они были денордизированы. Когда эти образы поблекли в Южной Европе, новая волна нордических германских народов обновила тип нордической расы как идеал красоты. Можно даже сказать, что был заново открыт древний эллинско-нордический идеал красоты. Уже в Палестине в IV веке отец церкви Епифаний вопреки Новому Завету, описывающему Деву Марию как восточную женщину, и вопреки собственному восточному происхождению, изображает Деву Марию белокожей, с длинными золотыми волосами, глазами, голубыми, как сапфиры, розово-белоснежными щеками и тонкими пальцами. Когда Прокопий, византийский историк, в начале VI века восхвалял красоту готских и вандальских женщин, идеал красоты и на Востоке определялся чертами нордической расы.

Показательно для средневековых воззрений изменение значения общегерманского слова «fagar» на языке англосаксов. Оно означало «красивый»… В англосаксонском оно в форме «fager» приобрело значение «светловолосый» и «честный». Может быть, поводом для изменения в нервом смысле было расовое противопоставление денордизированным кельтам Британских островов. Когда англо-саксы жили еще в Северо-Западной Германии, это слово имело для них лишь одно значение — «красивый». На Британских островах только светловолосый стал считаться красивым, и только поведение свободного англо-сакса расценивалось как «fair»…

Показательно, что с идеальным физическим образом нордической расы неразрывно связан у германских племен и образцовый психологический портрет этой расы. Одно влечет за собой и обусловливает другое — это признак того, что смешение рас, затрудненное барьером между свободными и несвободными, зашло еще не слишком далеко.

Есть свидетельства, которые доказывают, что с представлениями о ненордических чертах тела были неразрывно связаны представления о ненордическом психическом складе. На это указывают имена детей Треля в стихотворении о Риге.

Исландские саги показывают, что образцовым с их точки зрения людям черты нордической расы присущи в той же мере, как карлам и ярлам в стихотворении о Риге. Они показывают также, что этим образцовым людям присущи и психические черты нордической расы, что саги ценят больше всего, — это благородное поведение, чувство достоинства, сдержанность в движениях, вежливости, В мужчине больше всего ценились мужественность, воинственность, спокойная уверенность в себе, самообладание, гордость, великодушие и щедрость, в женщине — умение вести себя как госпожа, великодушие, сдержанность и щедрость, в лицах обоих полов — холодная рассудительность, даже когда одолевают страсти, трезвая решительность — все это психические черты нордической расы.

He уважали в сагах мелочных людей; мелочность, с точки зрения исландцев, особенно бесчестила человека. И сегодня в Норвегии и Швеции мелочность это большой порок. Рабы изображаются в сагах строптивыми, трусливыми, хитрыми, глупыми и забывчивыми, а женщин и девушек не уважали, если они были нерешительными, легкомысленными или глупыми. При этом многим сагам присуще сознание того, что физические и психические черты наследуются…

Таким образом, на наследственность обращали внимание и стремились к тому, чтобы род сохранял физические и психические черты образцовой расы. Признаком хорошей наследственности считались качества господина и при выборе супружеской пары внимание обращалось на то, чтобы род их сохранил. Этот образец для отбора Рипли называл «domineering spirit» и считал психическим качеством нордической расы. Ясно, что такие образцы для отбора оказывали решающее влияние до тех пор, пока германские племена сохраняли традиции и обычаи древних времен.

(Примечание. В Советской России, где нордический высший слой почти истреблен, что сыновьям рабочих и крестьян, ставшим офицерами, не хватает «господских качеств буржуазных сынков», которые офицерам нужны. Нерешительность, психические качества восточно-балтийской расы вообще приводят к тому, что Россией всегда руководит более или менее инорасовый высший слой. Раньше в России господствовал преимущественно нордический высший слой, теперь — преимущественно переднеазиатский. Ho этому слою не удастся выработать «господское сознание» у низшего офицерства, если только он опять не заведет новый нордический слой.)

4. «Непрерывной цепью хороших предков вплоть до отца может по праву гордиться каждый, но не всем их рядом, ибо такой ряд есть у каждого. Происхождение от хороших предков порождает наследственную аристократию; но один-единственный перерыв в этой цепи, один неудачный предок, уничтожает наследственную аристократию» (Ницше).

Физические и психические черты нордической расы оставались образцом на протяжении всего Средневековья там, где господствовали германские племена. Поэзия западного Средневековья ясно показывает, что представления о вожде, творческом, прекрасном человеке всегда было связано с образом нордической расы. «Гелианд» древнесаксонского поэта VII века содержит в себе представление о восточных новозаветных персонажах как о нордических людях: у Иоанна Крестителя светлые волосы и румяные щеки; и царицу Ca векую средневековые художники представляли себе нордической женщиной. На книжных иллюстрациях XIII века изображены только блондины. Дрезденская рукопись «Саксонского зеркала», свода законов первой половины XIV века, изображает людей высших слоев только блондинами, низших — изредка темноволосыми. Иллюстратор этой рукописи различал сословия за счет того, что часто изображал крестьян, поденщиков и пастухов с выпуклыми лбами, курносыми или сильно выступающими носами, вендов — с грубыми, массивными головами. В толпе людей низших сословий часто изображались горбатые. В немецкой литературе Средневековья крепостные и мелкие крестьяне изображались как низкорослые, квадратные люди с костистыми лицами и неуклюжими членами… Зато молодой Хельмбрехт, сын разбогатевшего крестьянина, который выпросил у отца средства на «рыцарскую» жизнь, автором поэмы о нем изображен как человек с нордической внешностью, но его глупость лишь подчеркнута контрастом между внешностью и сутью. Имена, которые рыцарские поэты, особенно Нейдхарт фон Рейенталь (XIII век), давали крестьянам в своих издевательских стихотворениях, часто указывали на ненордическую внешность мелких крестьян, причем, как мне кажется, темные волосы как признак низшего слоя не так подчеркивались в Германии, как в Южной и Западной Европе.

Если светлые волосы везде на Западе были частью образа красивого человека, то в Германии им не придавалось такого особого значения, как в Южной и Западной Европе. По крайней мере мне известно больше французских, итальянских и английских свидетельств высокой оценки светлых волос. Это могло быть следствием того, что на востоке ареала немецкого языка светлые (пепельные) волосы восточно-балтийской расы примешивались к светлым (золотистым) волосам нордической расы, а восточно-балтийская раса считалась и считается некрасивой, а ее черты лица просто безобразны. Только Лука Кранах любил смесь восточнобалтийских и нордических черт лица, но это исключительный случай. Стройная фигура, тонкие пальцы, узкое лицо, прямой нос, «белая» кожа, розовые щеки скульптур в готических храмах — все эти черты показывают, что упоминание светлых волос было способом выразить одним признаком образ нордической расы в целом.

В рыцарской поэзии Средневековья на всем Западе господствует нордический идеал красоты, а ненордическая примесь тем сильней, чем ниже слой. По темным волосам, глазам и коже в средневековой Франции распознавали «вилена», т.е. несвободного. В житии св. Годеливы (1040-70) отмечается, что эта святая была необыкновенно красива. «Единственное, в чем ее можно было бы упрекнуть, это черные волосы и ресницы». Когда Бертольд Гbстелль привез ее, свою молодую жену, к себе на родину, злая свекровь встретила ее враждебно. Она не одобрила выбор сына: «Зачем искать жену на чужбине и в конце концов привезти такую ворону!» Каштановые волосы и те считались некрасивыми, а черные — просто безобразными… Черные волосы считались в Средние века безобразными, даже чем-то противоестественным. Жуэнвиль (1224-1317) писал в своей «Истории Св. Людовика»: «Сарацины безобразны, потому что волосы у них на голове и бороды совершенно черные». Во французских средневековых песнях встречаются жалобы девушек на то, что их отвергают за каштановые волосы… В средневековой Германии наблюдалась та же картина. Каштановые волосы не нравились, а черными поэты награждали только злых женщин и язычниц. Идеал красоты был таков: фигура стройная, но полная, нос прямой, не слишком короткий, но и не слишком длинный, цвет кожи «белый», лицо, цветущее румянцем, глаза предпочтительно голубые, а не карие, но к карим глазам не было такого отрицательного отношения, как к каштановым волосам. Французы ценили «красивые глаза», немцы -«желтые волосы». Лютер напоминал курфюрстам, что они курфюрсты не благодаря своим желтым волосам, а благодаря своим подданным.

(Слово «блондин» проникло из французского языка только в XVII-XVIII веках. До этого светлые волосы называли желтыми. Ho французское слово сродни индийскому «брадхнаc», означающему «красновато-желтый». Обычно же в Индии эпитету «светлый» соответствовало слово «хари», например, применительно к богам Индре, Савитару и Вишну.)

То же самое и в средневековой Италии. Данте описывает Беатриче как светловолосую, он не может представить себе ангелов иначе как светловолосыми. Герои и героини Ариосто (1474-1533) тоже большей частью светловолосые, а на картине Рафаэля «Обручение Девы Марии» и Мария, и Иосиф, и первосвященник — нордические люди, только у первосвященников борода такой формы, как у средневековых евреев.

Еще в 1537 г. поэт Клеман Mapo говорит о Мадлен, дочери Франциска I: «Она красива, хотя и брюнетка». Еще в 1541 г. Аньоло Фиренцуола говорил в своей речи о женской красоте: «Волосы должны быть тонкими и светлыми, с отливом золота, мёда или солнечных лучей, лоб изогнутый назад и белый, розово-белые, нос прямой с небольшой горбинкой «на конце хряща у начала твердой носовой кости», шея стройная, с нежной белой кожей». О том, что в Италии того времени нордический идеал красоты сохранялся уже не в полной чистоте, говорят колебания Фиренцуолы при определении цвета глаз: многие предпочитают голубые, но большинство — светло-карие…

Красивейшей женщиной своего времени считалась Иоанна Арагонская, портрет которой нарисовал Джулио Романо. Лейб-медик этой неаполитанской княгини Августин Ниф так описывал ее красоту в 1549 г.: она была среднего роста, фигура стройная, цвет кожи розоватый, длинные, светлые волосы, блестящие, как золото, голубые лучистые глаза, прямой узкий нос, стройная шея и руки, изящные ноги. В таком теле, полагал Ниф, могла обитать только душа, исполненная всяческих добродетелей. Торквато Тассо (1544-1595) сделал блондинками героинь своих поэм Хлоринду, Генминию и Армаду.

К концу XVI века нордический идеал красоты стал значить меньше даже для высших слоев западных народов. Сэр Филипп Сидней (1544-86) воспевает некую темноглазую Стелу, но он пытается объяснить тот исключительный случай, что темноглазая женщина может быть красивой, своенравностью Природы.

… Влюбленный в «Напрасных усилиях любви» Шекспира говорит о своей темноволосой возлюбленной, что она родилась для того, чтобы сделать этот цвет красивым. Один современник Шекспира утешал темноволосую девушку, что у нее красивое лицо, несмотря на темные волосы.

Мильтон не мог представить себе праматерь Еву иначе как светловолосой. Картины и народные представления показывают, что и в современной Англии нордический идеал красоты еще не совсем исчез, как и в Германии, хотя просматривается уже не столь явно, как в средние века.

При господстве нордического идеала красоты женщины красили темные волосы, чтобы сделать их светлыми, накладывали румяна, а лица обоих полов носили светлые парики, чтобы выглядеть красивыми, — носить такие парики советовал Лафонтен. Венецианки XV-XVI веков часами сидели в жару на крышах своих домов, чтобы у них выцвели волосы, которые они к тому же увлажняли специальной жидкостью. При этом они носили соломенные шляпы без верха, чтобы солнце воздействовало только на волосы, но не на лицо…

В Венеции значение светлых нордических красок закрепила живопись. Красивым считался светлый цвет волос, от золотистого до «тициановского», что подтверждает «Книга о красивых женщинах», изданная в Венеции в 1554 г. Федериго Луиджини. Ho и этот автор колеблется, какой цвет глаз считать самым красивым: он сам предпочитает черные глаза, но многие другие — голубые. Щеки должны быть как «кровь с молоком» — на протяжении всего XVI века в Италии это остается условием красоты, а остальная кожа должна оставаться белой. Цвет лица подправляли с помощью белил и румян. Об этом писал Гайлер фон Кайзерсберг (1445-1510) в своей книге «Треугольное зеркало». Люди стыдились быть «черными, как цыгане». Ho в конце Средневековья в народных песнях уже воспевали «темнокаштановых девиц», в Англии — с XVI века. Ho в высшие слои этот вкус не проникал. Англо-шотландская баллада «Лорд Томас и прекрасная Аннет» называет темнокаштановую девицу, ка которой заставляют жениться лорда, безобразной противоположностью белокурой Аннет, возлюбленной лорда. Во Франции светлый цвет волос как придворная мода на короткое время оказался под угрозой, когда королевой была шатенка Анна Бретонская, с 1491 по 1438 жена короля Карла VIII, а в 1498-1514 — Людовика XII. Ho следующий король Франциск I вернул моду на светлые волосы. У изображенной Гужоном в виде Дианы возлюбленной Франциска I Дианы Пуатье нордическая фигура и нордические черты лица. При Марии Медичи, жене Генриха IV, светлые волосы были в особенной моде при французском дворе, свидетельство чему — 21 картина, нарисованная Рубенсом для Люксембургского дворца. Светлые волосы и розоватая кожа оставались во Франции признаками красоты до самой революции и утратили значение лишь в начале XIX века, тогда как уже с XVI века во Франции, как и в Италии, колебались насчет того, какой цвет глаз самый красивый. Брантом (1540-1644) предпочитал черные глаза. Как и светлые волосы, красивым считалось узкое лицо, как свидетельствует Жан Бодэн (1530-96).

В Германии, как и в Англии, значение нордического идеала красоты стало снижаться в высших слоях лишь в новейшее время. Ho в «хорошем обществе» давно уже бытовало лицемерие. Лили описывал в своем романе «Александр и Кампасп» английские нравы конце XVI века: «Часто из лицемерия черноволосых называют красивыми». Предубеждение против темных волос, глаз и кожи сохранилось у аристократии до сих пор. В одном стихотворении XVIII века сын рыбака жалуется, что девушка, которую он любит, отворачивается от него, потому что он беден и у него каштановые волосы.

Клопшток, как показывает его «Песня о Родине», считал голубые глаза условием истинно немецкого облика девушки. Еще в середине XVIII века крестьянские девушки в Швабии и Франконии желали друг другу на Новые год «жениха с желтыми волосами». У Матиуса Клаудиуса еще господствует нордический идеал красоты. В его «Колыбельной при лунном свете» луна дарует детям голубые глаза и светлые волосы. Только романтизм потряс господство нордического идеала красоты. Хотя, с одной стороны, он грезил о Средневековье и его нордических людях, с другой стороны, он интересовался чужим. У романтиков черноволосые и темноглазые люди впервые приобрели таинственное обаяние. Исторические и этнографические исследования открыли кроме идеала красоты нордической расы, на который ориентировались со времен Великого переселения народов, также «южную», «романтическую» и «восточную» красоту. Т.н. «галерея красоты» баварского короля Людвига I в его мюнхенской резиденции показывает, в чем мог находить «красоту» романтический вкус — в том, в чем раньше ее бы не нашли. Ho серьезную и действительную угрозу для нордического идеала красоты впервые создал импрессионизм. Ho портреты, изображающие красивых и знаменитых людей, и сегодня показывают нам людей с нордическими чертами, хотя нордические краски современности уже не столь определенно относятся к облику красивого и знаменитого человека, как во времена Клопштока и Матиаса Клаудиуса. Народные пословицы и сегодня отрицательно характеризуют альпийский и восточно-балтийский типы, хотя при выборе супружеских пар в средних и низших слоях это уже не учитывается. Эпоха господства нордического идеала красоты длилась с Великого переселения народов до середины XIX века.

Папа Григорий Великий (папа с 590 по 604 г.) увидел на рынке в Риме англосаксонского юношу, которого продавали как раба. Узнав название его племени, папа воскликнул: «Они должны называться не англы, а ангелы!» ~ таким красивым показался ему этот нордический юноша… И сегодня во всех слоях западных народов достаточно людей, которые представляют себе ангелов не иначе как с чертами нордической расы, как представлял их Данте.

Нордический идеал красоты действует и сегодня: на предвыборных плакатах всех партий их типичные сторонники обычно изображаются как нордические люди, хотя на самом деле в массе их избирателей нордическая раса представлена слабо. На этих плакатах нордическими выглядят и бюргер, и крестьянин со своей косой, и рабочий со своим молотом. Если бы партия изобразила на таких плакатах альпийских людей, это нанесло бы ей ущерб даже среди альпийских избирателей — настолько силен еще нордический идеал красоты. Зато на рекламе пивных любят изображать людей альпийской расы. Если же, как на предвыборных плакатах, надо изобразить решительность, рассудительность, мужество, стремление к свободе, жажду борьбы и самоотверженность, художники, нанятые партией, изображают людей с чертами нордической расы.

Стоит задуматься над тем феноменом, что b сегодня, в век «равенства всех людей» и всеобщего смешения, у всех западных народов представления о благородном и красивом человеке, о вожде, совпадают с образом человека нордической расы или по крайней мере приближаются к нему… От ненордических людей мы не ожидаем проявления нордических качеств. Мы удивляемся, когда встречаем такие исключения, как удивлялись эллины, когда видели душу Сократа в теле этого самого Сократа.

Бессознательно мы сводим в один образ то, что представляется нам благородным, прекрасным, выдающимся, судим ли мы по портретам или по живым людям, в образ, близкий к образу нордического человека или тождественный ему. Анализ расовой принадлежности великих мужчин и женщин, прославившихся в истории, подтверждает западное представление о руководящей роли людей нордической расы. Изобразительное искусство тоже подтверждает это. Соединив десять тысяч эмпирических образов в один, который должен быть символом всего благородного, творческого и прекрасного, оно обычно создает образ нордического человека.

Психическая суть нордической расы обусловливает значение нордических физических форм для представления о благородном человека.

Только в нордической девушке мог Шапю найти воплощение того духовного величия, какое излучает его Жанна Д’Арк. Понятно, что такое полусознательное, полубессознательное представление о взаимосвязи физических черт нордического человека с проявлением душевной красоты, руководящих и творческих способностей, не могло бы возникнуть, если бы это представление не было обосновано «десятью тысячами эмпирических наблюдений» многих поколений западных народов и не подтверждалось бы постоянно вплоть до нашего времени. В общем мнении с нордической расой и сегодня связаны понятия о господстве и благородстве. Это подтверждают картины, скульптуры, памятники и монеты.

Аналогичным образом общие зрительные представления о сословном расслоении западных народов имеют подсознательную расовую основу. Ни один непредвзятый наблюдатель не сомневается, что ряд представителей высшего сословия можно с одного взгляда отличить по типу от представителей низшего сословия, даже если они одинаково одеты. И здесь, конечно, речь идет только о средних различиях. На высоких постах есть люди «пролетарского» типа, и среди рабочих есть люди «аристократического» типа. Если из 1000 представителей высшего общества выделить 10 самых вульгарных типов, а из 1000 рабочих 10 самых благородных, то профан неправильно распределил бы оба ряда. Исключение и в этом случае подтверждает правило. Художники журнала «Симплициссимус» и до войны рисовали кавалеров и дам с ярко выраженными нордическими чертами, а «пролетариат» — с чертами примитивных рас. И читатели думали, что эти рисунки выражают типичные черты, хотя, разумеется, более 99% этих читателей не имели никакого представления о расовых различиях.

Ратенау. Представитель народа внеевропейского расового происхождения, причем народа, с большим вниманием относящегося к расовым вопросам, гораздо яснее видел расовые явления, чем средний немец, и однажды описал средние различия между офицерами и рядовыми одного берлинского гвардейского полка таким образом, что среди офицеров преобладает нордическая раса, а солдаты выглядят не столь нордическими. Эти расовые сословные различия неосознанно влияют и сегодня на модные журналы и вообще на рекламу, хотя в результате послевоенного «победного шествия ростовщического капитала» богатые слои, для которых выпускается эта продукция, лишь в малой части принадлежат к нордической расе, а в большей — к переднеазиатской или ее смеси с ориентальной расой. Об этом можно судить по тому, кто занимает дорогие места в театрах. Состав «высшего общества изменился, но образцом благородного человека по-прежнему является нордический человек. И современное «высшее общество» хотело бы выглядеть столь же благородно, как нордические люди всех слоев. Это учитывают художники, которые делают рекламу, даже если сами они — не нордические люди; это учитывают и фирмы, которые заказывают рекламу, даже если их руководители — не нордические люди. Повторяются те же явления, то же желание выглядеть благородным в определенном расовом выражении. На современном Западе желание иметь нордический вид столь же сильно, как в Греции и Риме во времена их упадка. Явление это сегодня наблюдается столь часто, потому что кучера господ выглядят гораздо благородней, чем их господа, потому что в слуги и кучера по их физическим и психическим признакам берут преимущественно людей нордической расы. Я вспоминаю картины, на которых изображался выезд князя или посланника: их кучера обладали такими наследственными задатками, по которым их и нанимали.

Представления о «высшем обществе» и о благородных людях расходятся. В представлении всех слоев народа благородный человек это человек нордического типа, а не просто «образованный» Это отдаленные последствия тех взаимосвязей между аристократией и расой, которые более ясно просматривались в стихотворении о Риге и в рыцарской поэзии Средневековья.

В одном большом немецком городе я увидел на витрине книгу «Лицо господствующего класса». Я зашел в книжный магазин, полагая, что увижу в этой книге лица переднеазиатской и ориентальной рас, характерные для «господствующего класса» наших дней. Ho в этой книге преобладали лица нордического типа. С точки зрения расологии было очень поучительно видеть, с какой глубокой, вошедшей в плоть и кровь, ненавистью карикатурно изображал черты нордической расы художник, имя которого напоминало имена представителей класса, господствующего сегодня, после «победного шествия ростовщического капитала».

Этот художник выбрал более или менее нордическую внешность как характерную для сословной аристократии и ориентировался при этом на широко распространенное на Западе представление о ней. Это представление соответствует действительности в той мере, что ненордический, альпийский или восточно-балтийский аристократ сразу же будет выделяться своим неблагородным видом.

Связь облика нордической расы с представлением о человека с талантом руководителя, умном, смелом и благородном, приводит к тому, что не-скандинавы в Норвегии и Швеции, т.е. в страна с сильным преобладанием нордической расы, во всех слоях населения постоянно встречают людей, которых они не могут определить иным словом, кроме «благородные». Я уже писал в книге «Раса и стиль», что жители Центральной Европы постоянно относят скандинавов, которых встречают, к более высокому слою, чем тот, к которому они на самом деле принадлежат. Настолько въелось представление о нордической расе, как о расе, из которой состоит правящий слой. В той же книге я писал, что норвежцы, притом вполне нордические норвежцы, сами бывают глубоко тронуты, когда сын или дочь крестьянина производят впечатление «благородных»…

По свидетельствам многих путешественников, в Норвегии и Швеции можно встретить много людей с фигурами, достойными образцов великого греческого искусства, и именно там внимательному наблюдателю становится особенно ясной взаимосвязь между аристократией и нордической расой. Один немецкий специалист по расовой гигиене выразил мне свои впечатления о населении Швеции в таких словах: «Там почти нет черни», причем под «чернью» он понимал не низший слой, а расово и наследственно неполноценных людей всех сословий. В Швеции и Норвегии, этих странах с самым сильным преобладанием нордической расы, во всех слоях распространен тип, впечатление от которого одно: вот материал, из которого делается аристократия. Это материал, из которого образовывались господствующие слои в творческие эпохи Запада. О крестьянах самых северных долин Норвегии Арбо пишет: «Эти люди имеют в целом аристократический облик и образ мыслей, что выражается в гордости предками, хранении родовых традиций и сказании своей родословной. На людях они появляются с чувством собственного достоинства, степенно, но часто с какой-то сдержанностью, даже скованностью поведения».

Проезжая через норвежский Гудбрандеталь или шведский Емтланд, можно увидеть на маленьких вокзалах мужчин и женщин, юношей и девушек, напоминающих древнегерманских благородных крестьян, через крестьянскую внешность которых просвечивает наследственность, на основе которой только и возникает «наследственная аристократия» в самом глубоком смысле этого слова. Нордическая раса представлена в этой крестьянской среде «грубым типом», из которого путем отбора и фенотипических изменений создается «утонченный тип» эвпатридов и ярлов.

5. «Всегда отрицали, притом отрицали по праву,

Что стать благородным хоть кто-нибудь мог научиться».

(Гете, Баллада об изгнанном и вернувшемся графе)

Если среди аристократии, а начиная с XI века и среди горожан, понятие равенства по рождению, когда средневековые сословия только начинали образовываться, имело смысл одинаковой чистоты нордической крови, утратив этот расовый смысл лишь позже, когда барьеры, разделявшие людей разной крови, были заменены сословными барьерами, которые, в свою очередь, порушила Французская революция, где больше, где меньше значение нордических расовых признаков все же продолжало осознаваться, точнее, ощущалось подсознательно как в высших, так и в низших слоях народов с нордической примесью.

Вполне вероятно, и об аристократии можно говорить с уверенностью, при выборе супружеских пар вплоть до новейшего времени влияют расовые представления, ориентированные на нордическую расу. Немецкие мужчины и фландрские женщины считались в Средние века самыми красивыми на Западе. Еще в XV веке, несмотря на свою антипатию ко всему немецкому и вообще неитальянскому, итальянец Энеа Сильвио Пикколомини (папа Пий II) восхвалял красоту немецких мужчин. Это показывает, что отбор в немецком народе осуществлялся в направлении нордической расы, так как только нордического человека называли «красивым». Среди аристократии этот идеал нордической расы имел еще большее значение. Чем менее нордическим был носитель дворянского титула, тем больше бросалось в глаза его внешнее несоответствие сословию. Чем более нордической была женщина, тем охотней принимали ее в высшем обществе.

Ho не только физические черты, а также обусловленные психической сутью нордической расы «аристократическое поведение», более или менее характерное для нордических людей всех слоев, давало им возможность проявить эту нордическую сущность; воинские и государственные способности нордических мужчин, красота и достоинство нордических женщин способствовали их возвышению. Часто нордический юноша, как герой стихотворения Уланда «Тальефер», мог выделиться своей храбростью среди крепостных; герцог заметил его, даровал ему свободу, а потом возвел в рыцари…

Молодые девушки часто обращали внимание на таких нордических юношей, рыцарей по внешности и по манере поведения, только без титула. Красота и длинные золотые волосы Агнессы Бернауэр, прозванной «ангелом Аугсбурга», заставили наследника баварского трона герцога Альбрехта III забыть о «равенстве по рождению», и он женился на ней в 1432 г. Филиппина Вельзер, дочь горожанина, в 1557 г. тайно обвенчалась со вторым сыном императора Фердинанда I, эрцгерцогом Фердинандом Австрийским. У нее был гораздо более нордический тип, чем у Габсбургов, которые тогда уже имели сильные примеси ненордических рас. По преданию, она была так прекрасна, что красное вино, которое она пила, было видно через белую кожу ее шеи — это черта часто отмечалась у людей с нордическим цветом кожи. Чем более нордической была женщина неблагородного происхождения, тем меньше ей было присуще то, что особенно осуждалось на германском Севере — мелочность, тем больше было в ней врожденного благородства. Эрих XIV, король Швеции, женился в 1568 г. на славившейся своей красотой Карин Монстохтер, отец которой был солдатом, а позже тюремным надзирателем. Эрих сам был красив, хорошо сложен, владел всеми рыцарскими искусствами, имел талант к живописи и музыке и почувствовал врожденное благородство Карин по ее внешности и поведению. Она была стройная высокая блондинка и славилась изяществом своих ног. Когда Эраха низложили, посадили в тюрьму и после его смерти Карин доказала свое королевское достоинство и пользовалась всеобщим уважением и любовью.

Именно случаи неравных браков доказывают значение нордического идеала красоты вплоть до XIX века. Это доказывают и знаменитые любовницы французских королей. Маркиза Помпадур была высокая, стройная, с глазами неопределенного цвета, темная блондинка. У мадам Дюбарри были длинные шелковистые волосы пепельного цвета, темные брови и ресницы, голубые глаза, а ее цвет лица сравнивали с лепестками розы в молоке.

С образованием рыцарского сословия в XII веке аристократия включила в свой круг и ненордические роды, но можно предположить, что именно в этих родах особенно ценился нордический идеал красоты и выбор супружеских пар осуществлялся в соответствии с ним. Чем более нордическим был род, тем больше он соответствовал народному представлению о красивом и благородном человеке, способном быть вождем. Этим объясняется и нордическая внешность представителей многих благородных и княжеских семей эпохи итальянского Возрождения, семей тех «кондотьери», которые часто из горожан и низшей знати выдвигались в князья. Итальянское Возрождение очень ценило физическую красоту, чувствовало властность, великодушие, смелость вплоть до отдельных черточек. Тот, кто стремился стать господином, должен был соответствовать этим представлениям и убеждать людей как своими врожденными качествами, так и подвигами.

Своим врожденным благородством нордического человека убеждала Орлеанская Дева. Ее нордические черты передает нам ее изображение. Может быть, она обладала тем даром «святой и пророчицы», который, по Тациту, был присущ нордическим германским женщинам его времени. По характеру и подвигам она была «равной по рождению» французской аристократии ее времени, как Агнесс Бернауэр — баварской аристократии своего времени. Дерфлингер благодаря тем же качествам стал ценным членом аристократии Бранденбурга. Дюгэ-Трузн, настоящий викинг, блестящий пример нордического мореплавателя, был образцом для древнефранцузского рыцарства и равным Баярду не только по принадлежности к расе. Петер Корнелиус по крови и достижениям был равным лучшим представителям аристократии своего времени.

Способность нордической расы порождать аристократию, столь заметная среди нордического крестьянства, всегда позволяла пополнять нордической кровью круги, ценящие благородство тела и души. Этим объясняется, почему сословная аристократия меньше вовлечена в общий процесс денордизации западных народов.

Тот факт, что высший слой западных народов в целом, и аристократия в особенности, в среднем более нордический, чем прочие слои, подтверждают расологи разных стран. Де Жувенсель сообщал в 1879 г. из Испании, что на севере этой страны много высоких, светловолосых и светлокожих дворян. В самой Испании это справедливо приписывается крови вестготов, которые после нашествия мавров отступили на север. Дюран де Гро сообщает о расовом типе аристократии южно-французского департамента Авейрон: «До сих пор в Авейроне много старых аристократических семей: во всех этих семьях господствует особый тип, который отличают светлые волосы, голубые глаза, светлая кожа, розовый цвет лица и стройная фигура при росте выше среднего. В то время как все эти старые аристократы — блондины, почти без исключения, в остальном населении Авейрона попадается лишь два блондина на 50 человек. Дюран де Гро заключает из этого, что французская аристократия происходит от франков и вестготов, а также от старой (нордической) галльской аристократии.

Швейцарский анатом Хисс называл найденные на его родине доисторические и исторические черепа, которые сегодня, по Деникеру, называют «нордическими», «типом Хобберг». (Черепа той же формы тогда же баденский анатом Экер назвал «типом рядовых погребений», а вюртембергский анатом фон Хёльдер — германским типом.) Хис обнаружил, что «тип Хобберг» среди разных слоев населения его родины распределен неравномерно. В 1866 г. он определил этот тип как «аристократический». Фон Хёльдер установил, что и в Вюртемберге его «германский» тип чаще встречается среди аристократии. Он считал вполне естественным это явление, так как в ее среде преобладают потомки завоевателей, алеманов. Об отборе во времена фон Хёльдера еще не думали. Иначе он (как позже Амон и де Лапуж) отметил бы, что в среднем более высокий процент нордической расы в высших слоях объясняется подъемом в эти слои нордических родов (благодаря качествам их росы) с таким же успехом, как причинами, указанными фон Хёльдером.

Пёше писал в 1878 г.: «Среди немецкой аристократии сегодня почти нет темноволосых». Это, конечно, преувеличение, но, наряду с только что проведенными оценками разных расологов, много говорит о взаимосвязях между аристократией и расой, которые стали ясными уже полвека назад.

6. «Каким будет следующее поколение, которое произойдет от вас, такой будет и память о вас в истории» (Фихте. Речи к немецкой нации. 1808).

Из вышесказанного ясно, что аристократия, если она хочет сохранить себя как родовое сословие, должна ориентироваться на нордическую кровь. Сословная аристократия может основываться только на врожденных, а не на благоприобретенных качествах. Благородное заключается не в действии, а в самом бытии. «Низкие натуры гордятся тем, что они делают, благородные — тем, что они есть» (Шиллер).

Для нордического понимания сословная аристократия это нравственная аристократия, благородная кровь обязывает к совершению благородных поступков, и это тоже не благоприобретенное качество, а основанное на расе и крови, т.е. врожденное.

Чем более нордическим является народ, тем лучше воспринимает он ценность благородных родов, тем меньше значат для него титулы, богатство, образование, успехи по сравнению с наследственной физической и психической сущностью. Чем больше в нордическом народе аристократический слой хочет воплощать в себе ценность, тем больше должен он ориентироваться на врожденные качества. Для благородного духа всех народов законом являются слова графа Германа Кайзерлинга, написанные им в «Брачной книге»: «Судьба крови это одновременно судьба духа, поскольку он может проявиться на Земле только через кровь». Этим аристократии указывается на особое значение всего, что связано с расой, наследственностью, выбором супружеских пар и численностью потомства. Из всего сказанного следует, что германоязычные народы, которым теперь грозит денордизация, должны оставаться на высоте; должен прекратиться антиотбор нордической расы, т.е. число детей преимущественно нордических родов всех слоев и всех германских племен должно увеличиваться. Если германоязычные народы не хотят утратить свои лучшие расовые качества, физическая красота, как ее понимают эти народы, не должна становиться редкостью, поэтому в мужья надо выбирать херсенов и ярлов.

Необходим анализ расовой истории народов, говорящих на индоевропейских языках. Это откроет перед дорожащими своей кровью родами всех слоев, особенно перед аристократией, если она хочет оставаться избранной группой, совершенно новые исторические аспекты. Наука о наследственности, расовая гигиена и расология начинают проникать в сознание народов. В 1-м разделе книги «Нордическая идея среди немцев» было показано, как на грани XIX и XX веков новый мир идей — повторное открытие Гобино благодаря переводу Шеманом его главной работы, появление «Основ XIX столетия» Х.С. Чемберлена, «Арийцы» Жоржа Ваше де Лапужа, повторное открытие и подтверждение учения о наследственности Менделя, обоснование евгеники Ф. Гальтоном и одновременно ставший явным крах механистической концепции жизни XIX века — как этот новый мир идей пробудил новую органическую концепцию жизни и как затем эта пробужденная биологическими познаниями концепция слилась со стремлением к новому, к физическому и духовному совершенствованию, которое все больше захватывало молодежь.

По необходимости, новый дух, стремясь к осуществлению своих устремлений, к воплощению своей сути в совершенствующихся поколениях, без пустой болтовни о государствах будущего и о том, как осчастливить народы, вел поиск своих возможностей именно там, где только и можно было действительно обосновать обновление: в области наследственных задатков.

Новые познания проникают во все лагеря и круги народов. Социал-демократический евгеник Гротьян вынужден был порвать со считавшейся неотъемлемой составной частью социализма теорией о значении среды: никакие изменения среды не сделают наследственные задатки физически и психически неполноценных людей наследственными задатками полноценных людей. Гротьян вынужден был признать, что прогресс всех слоев народа возможен только при снижении плодовитости неполноценных и повышении плодовитости полноценных. Работа шведского социалиста Фогта «Расовая биология и социализм» (1926), после анализа теорий Баура, Фишера и Ленца, кончается выводом: «Нет противоположности между социализмом и расовой гигиеной», а в «Профсоюзном Архиве» за ноябрь 1925 г. д.р. К.Ф. Мюллер дал разбор «нордической идеи», проявил ее полное понимание и осудил «мелкобуржуазные сомнения, сектантское замалчивание и отсутствие интереса к расовой гигиене» в Европе в отличие от США.

В США книга Мэдисона Гранта «Гибель великой расы» с ее упором на ценность нордической расы уже повлияла на законодательство об иммиграции. Другим признаком начинающегося пробуждения интереса к наследственным задаткам является работа Стоддарда «Бупт против цивилизации. Угроза недочеловека», которая была воспринята как призыв к созданию новой аристократии. Воля к сохранению и умножению руководящего слоя в США, стране, которую часто величают «демократической», почти всенародный интерес к евгенике и расовым вопросам, к истории семей, родословным, выбору супружеских пар и числу потомков. Люди стали понимать, что не только просачивание негритянской и индейской крови, не только иммиграция наследственно неполноценных людей, но, прежде всего, уменьшение иммиграции из Северо-Западной Европы при увеличении иммиграции из Южной и Восточной Европы постепенно подрывают внутреннюю силу США, и что имеет смысл увеличить приток крови пионеров освоения Америки: нордической крови. Люди поняли, что только эта кровь поставляет руководящие кадры, которые заменяют собой отсутствующую в этой стране аристократию.

Итак, достижения расовой гигиены и расологии затронули разные лагеря, круги и народы и пробудили новую концепцию жизни, которая частично выполнит, частично подорвет, частично отбросит старые теории во имя Нового Духа.

Немецкая молодежь начинает понимать, что означает Нордическая идея, впитавшая в себя идею расовой гигиены. Независимо от собственности, вероисповедания, общественного положения, различий между севером и югом, Нордическая идея стремится обосновать единство немецких племен на общей для них всех нордической крови. В качестве образца для отбора в немецком народе Нордическая идея предлагает наследственно здорового и талантливого нордического человека.

При этом речь идет не о противопоставлении преимущественно нордических немцев ненордйческим немцам, а только о такой мирной вещи, как стимулирование многодетности преимущественно нордических людей всех немецких племен. Среди молодежи всех немецких племен уже пробудилась воля, которую выразил журнал «Младонордического союза»: «Мы должны постоянно иметь в виду, что для того, чтобы наша раса не погибла, важно не только выбирать нордических супругов, но и помочь нашими браками победить нашей расе на фронте рождаемости».

Итак, немецкая молодежь начинает понимать расовые основы народной жизни. Пробудилась сознательная воля к созданию новой аристократии, состоящей из равных по рождению людей чистой нордической крови. «He откуда вы пришли, делает вам честь, а куда вы идете» (Ницше. Так говорил Заратустра). Захваченная Нордической идеей молодежь хочет проявить свою волю к созданию аристократии в образе жизни, выборе супружеских пар, воспитании детей и приложении своих сил ради приумножения нордической крови в немецком народе. Стала живой воля породить новые поколения, которые телом и душой будут такими же, как «аристой», как эвпатриды. Государство может провозглашать «равенство всех людей», запрещать всякую видимость иерархии, отменять дворянские титулы, но законы наследственности оно отменить не может. Благородство заключено в крови, и благородные роды будут существовать до тех пор, пока благородные родители будут рожать достаточно благородных детей.

Как поведет себя сословная аристократия по отношению к Нордической идее? И как должно вести себя Нордическое движение по отношению к сословной аристократии? Б германоязычных народах еще и сегодня во всех слоях так много нордической крови, что идея приумножения этой крови за счет большего числа детей у людей преимущественно нордического типа не является проблемой одной лишь аристократии или высшего слоя, как для народов Южной Европы, эллинов и римлян, итальянцев прошлых веков. Вопрос о приумножении нордической крови в Германии, с учетом расовой ситуации, это проблема всех глубоко мыслящих немцев.

Конечно, Нордическая идея может быть воспринята во всех слоях и племенах народа как «самый революционный идеал всех времен», как выразился принц Фридрих Вильгельм цур Липпе, признавая себя сторонником Нордической идеи, в своем докладе «Аристократия и раса». Ho «революция», которую она несет с собой, не повлечет за собой: ни период механистического мышления, ни период материализма, ни культ денег, ни господство международного ростовщического капитала, как Французская революция и ее эпигонские подражания, которые всегда «освобождали» только разрушающий расу капитализм крупных банков.

(Примечание. Это признал Мольтке, когда написал в 1890 г. в одном письме: «Вспомните Коммуну 1870 года. Она разрушала памятники французской славы, убивала священников, громила мелкие лавки, но не тронула дом Ротшильдов».)

Нордическая идея это устремление к органической культуре на расовой основе. Для создания такой культуры надо последовательно осуществлять эту идею. Это будет иметь последствия и для сословной знати.

В кругах сословной аристократии призыв к созданию новой аристократии был кое-кем воспринят как стремление обойти сословную аристократию. Это было неверное понимание идеи, которое преодолевается: круги самой сословной аристократии столь же решительно становятся на сторону Нордической идеи, как и нордически мыслящая молодежь. Именно аристократия поняла, как смело сказал принц цур Липпе в своем вышеупомянутом докладе: «He с застывшими формами того, что мы привыкли называть традицией, следует подходить к явлениям современной жизни, жертвуя остатками нашего здорового расового восприятия ради т.н. лучшего понимания, — не в этом заключается для нас политика. Для нас политика это возрождение нашего расового сознания и восстановление основ, из которых первоначально выросли наши традиции».

Нордическое движение уделяет много внимания сохранению преобладающего большинства, а еще больше — многочисленности потомства этого большинства немецких аристократических родов и называет это большинство преимущественно или чисто нордическим. Для большинства аристократических родов будет нетрудно при соответствующем выборе супружеских пар и числе детей стать образцовыми родами. Нордической идеей должны проникнуться все преимущественно нордические аристократические роды.

…Аристократия должна обдумать следующие основные вопросы и принять решение: «Аристократией» может называться только та часть народа, которой присуща воля к созданию образцовых поколений. Если слово «аристократия» вообще имеет смысл, то слою народа, претендующему на звание аристократии, должна быть присуща воля при любых обстоятельствах производить отбор, воля, которая в каждом представителе этого слоя должна быть сильней индивидуальных пожеланий, отклоняющих от цели отбора. Аристократия не может быть ни чем иным, кроме как волей к неподкупности; она и должна быть целью отбора. И нет иного слоя, который может ссылаться на свои врожденные качества, чем те, кто хочет считаться аристократией.

В этом смысле нордически мыслящая молодежь и восприняла идею Новой аристократии. Старый смысл каждой аристократии в нордическом народе сегодня осознан с учетом более глубокого проникновения в законы жизни.

Отсюда следует, что требуется новое понимание равенства по рождению, точнее, возрождение первоначального смысла этого понятия у народов нордического происхождения: равенство наследственных физических и духовных способностей при одинаковой чистоте нордической крови. Для нордической идеи равны все наследственно здоровые, наследственно крепкие, наследственно умные люди одинаково чистой нордической крови и только преимущественно нордические роды, которым присуще стремление быть образцами для отбора здоровых и способных людей нордической расы, могут рассматриваться Нордической идеей как хранители или основатели настоящей родовой аристократии.

Такое понимание равенства по рождению уже воспринято многими родами немецкой сословной знати. При выборе супружеских пар они руководствуются принципом: «Спрашивай о крови, а не о положении». Прежнее понимание равенства по рождению сужало возможности выбора супружеских пар, особенно в кругах высшей аристократии, что вело к накоплению неполноценных наследственных признаков и к вырождению, так что расовая гигиена должна предъявлять такие же требования и к представителям княжеских родов: «Будущее нашего народа никогда не должно снова попасть в руки семей, испорченных ложным представлением о равенстве по рождению. Чем выше положение, на которое претендует род, тем важней проверить его наследственное здоровье и расовую принадлежность. Это касается и князей. Нордическая крестьянская дочь будет рассматриваться как равная по рождению, а ненордическая королевская дочь отвергнута как неравная по рождению.

Наполеон был человеком нордического типа, происходил из флорентийской знати и превосходил и в расовом отношении Габсбургов, которым он противостоял. Его жена из дома Габсбургов тоже не была ему расово равной. В ряду Габсбургов, начиная с Карла V, трудно найти людей с благородной внешностью. Наполеоновские маршалы, часто возвысившиеся в полководцы из простых солдат, которым он даровал титулы графов и герцогов, были в расовом отношении равными по рождению полководцам и герцогам дореволюционной Франции. Во Франции тогда еще было достаточно много нордической крови.

Я вспоминаю двух чисто нордических людей, разговаривая с которыми, особенно с норвежским сторожем шлюза, я ощущал, что это «родовые аристократы», т.е. люди чистой крови расы господ, и одна глубинная сила проявляется во всем их существе: в теле и душе, в поведении и движениях, в выражении глаз и манере говорить. Каждая черта их физического облика, каждое проявление души — всё указывало на чистоту типа, которую мы, нордические люди, воспринимаем как благородство. Один был немецкий барон, другой — сын мелкого шведского крестьянина, но это были люди, равные по рождению.

Как и они, чисто нордическим человеком был Мольтке. Люди этого типа определяются не по их делам, а по их сути, сути людей чисто нордической крови. Одна 77-летняя женщина рассказала мне, как однажды в молодости посетила вместе со старым Мольтке картинную галерею. Она была очень взволнована, увидев вблизи великого полководца. «Ho рядом с ним я чувствовала себя совершенно спокойно, как в неописуемо надежном месте». Это суть чисто нордического человека: от него исходит спокойная сила. Этот тот «благородный стиль», который удивлял в Геббеле, выходце из самых низших слоев, самом нордическом из наших великих поэтов… Это тот самый «благородный стиль», который всегда проявляется, когда чисто нордическая раса не подвергается ограничениям и ощущает полную свободу. Ореол чистой, холодной, убедительной силы окружает человека чисто нордической расы: это сочетание силы воли с утонченностью. Ницше написал однажды: «Благородная душа это не та, что способна к высшим взлетам, а та, что немного поднимается, немного опускается, но всегда живет в свободном прозрачном воздухе и на высоте». Этим он удачно определил суть нордического человека благородного типа. Хотя нордическая душа способна к высшим взлетам и может даже нуждаться в них, любому другому человеку в нордическом человеке благороднейшего типа всегда видно лишь то поведение, которое обусловлено «свободным, призрачным воздухом», в котором обитает нордическая душа… Римский стоицизм соответствует нордической сути в итальянском исполнении.

Понятие благородства, как явления, связанного не с положением и не с рангом, а с кровью, почти исчезло в XIX веке. Ницше особенно страдал, потому что не мог определить расовые предпосылки благородства. На современном Западе почти исчезла способность воспринимать нордическую расу как благородную. Кто на это еще способен, быстро принимает решение. Нордически ориентированное воспитание вернет нам способность воспринимать нордическую расу как благородную.

Один мой друг рассказал мне, как однажды утром вошел в большой немецкий город и заметил среди уборщиц женщину нордического типа, поведение которой говорило о том, что ее занятие не может ее унизить — она остается «благородной». С другой стороны, я знаю примеры, когда ни титул, ни образование, ни богатство, ни все они вместе не могут возместить отсутствие врожденного благородства.

У меня есть фотография: нордический граф высокого роста, с представительной внешностью, снят со своей невестой, девушкой из немецкого княжеского рода, в который из-за русского брака попала центрально-азиатская кровь: это сказалось на росте и некрасивых, с западной точки зрения, чертах лица невесты, к тому же позволявших подозревать наличие болезненных наследственных задатков. Этот брак был нужен графу для карьеры. Ho каким могло быть его потомство? «Достойным казался мне этот человек и созревшим для смысла Земли, но когда я увидел его жену, Земля показалась мне сумасшедшим домом». (Ницше. Так говорил Заратустра.)

Сегодня пробуждается понимание того, что это значит, когда сын или дочь наследственно выдающегося рода, аристократического или кет, навсегда проматывает накопленное путем отбора на протяжении многих поколений наследство из-за необдуманного выбора супружеской пары (сегодня уже говорят «порочного)…

«При браке в благородном, по-старинному благородном смысле слова, речь шла об улучшении расы, т.е. о сохранении определенного господствующего типа. В жертву этому приносились мужчина и женщины». (Ницше. Воля к власти.) На смену этому браку в наше время пришел сословный брак и сословное понимание «равенства по рождению» стало вытеснять прежнее, первоначально имевшее расовый смысл. И дочь из благородной помещичьей семьи вынуждена отвергать предложение неимущего, но талантливого и работоспособного дворянина нордической крови и выходить замуж за богатого выскочку ненордической расы, который может купить ей поместье. Здесь образ жизни, приличествующий «благородному сословию», подменяет собой правильное понимание равенства по рождению.

Настал момент, когда и среди сословия, которое раньше больше всего внимания уделяло генеалогии и правильному выбору супружеских пар, среди аристократии исчезают последние остатки родовой чести.

Пришло время спасать и ее. Немецкое аристократическое общество начало интересоваться расовыми вопросами и расовой гигиеной. Оно и его главное издательство «ЭДДА» многое сделали для того, чтобы снова было осознано значение крови… Мы не можем сказать, что аристократия понимает значение расового вопроса в смысле Нордической идеи менее глубоко, чем неаристократическая немецкая молодежь… ЭДДА отказывается принимать в свои члены людей с примесью еврейской или других внеевропейских рас. Перед аристократией ставится расовая цель: отбор и выбор супружеских пар с ориентацией на нордическую расу. Это вопрос внутренней молодости и способности к обновлению, если немецкая аристократия стремится к такой расовой цели, вопрос, который интересует всех сторонников Нордической идеи.

Если среди аристократии ненордическая составляющая сравнительно меньше, чем в немецком народе в целом, то и сопротивление Нордической идее внутри аристократии сильней. Это сопротивление исходит от родов, имеющих примесь еврейской крови: в отборе с ориентацией на нордическую расу они видят подрыв своих позиций. Это и есть причина, по которой Нордическую идею отвергает значительная часть и аристократии, и немецкого народа…

Ho значительная часть аристократии уже признала в Нордической идее то, что осознано широкими кругами немецкой молодежи: значение нордической расы как единственной основы для образования аристократии в народах с нордической примесью. Все зависит от правильного понимания «равенства по рождению».

Английская аристократия никогда не вводила сословных ограничений, но в расовом отношении и в наши дни остается на высоте и постоянно выдвигает людей образцовых для нордической ориентации культуры. Достаточно перелистать несколько номеров какого-нибудь английского иллюстрированного журнала, чтобы увидеть, что большая часть английской аристократии — результат отбора. Нордический тип встречается в ней в поразительной чистоте.

В Англии не больше нордической крови, чем в Германии, но если в Германии смешение нордической и ненордической крови захватило все слои, в Англии нордическая кровь больше сохранилась в высшем слое. Это стало возможным, несмотря на отсутствие барьеров «равенства по рождению», может быть, именно благодаря их отсутствию…

…К тому же в Англии возник и сохраняется очень ценный в расовом отношении отборный слой «джентри», более широкий и многочисленный слой низшей аристократии. Его трудно сравнивать с сословиями континента, больше всего он похож на многочисленную сельскую знать, которая в Германии была почти полностью истреблена во время 30-летней войны. Из этого слоя можно опуститься или подняться, а благодаря отсутствию сословных брачных барьеров до последнего времени в образцовом для нордического восприятия виде сохранялись барьеры по крови. Англия имеет чисто нордический идеал «джентльмена» и «леди» — их образу жизни подражают, в их ряды стремятся попасть при заключении браков. Этот слой шире и лучше сохранился до наших дней, чем аналогичные слои в других странах Европы. В этом слое Англия сохранила свою лучшую кровь и вместе с ним разрушает свою лучшую силу и собственно «английское» начало своей народной жизни. Джентри были именно тем слоем, в котором, в соответствии с нордической сутью, богатство и образование человека не обеспечивали ему признания, если он неправильно вел себя, если у него отсутствовали сдержанность и самообладание, качества, которые воспевались в сагах как благородные и которыми обладал нордический поэт Геббель, сын каменщика, потому что именно нордические физические и психические черты делали человека джентльменом. Они выработались при отборе английского высшего слоя, в котором и сегодня много образцово нордических людей и в распоряжении Британской империи много руководящих кадров — и все это при отсутствии сословных барьеров.

Человек с таким острым чувством благородства, как Пауль де Лагард, после посещения Англии внес предложение о создании в Германии слоя наподобие джентри. Это предложение оценил Хюбшер в своей статье «Лагард о новом виде аристократии».

Ho Лагард ожидал, что созданием этого слоя новой аристократии, на что в век «равенства всех людей» надеяться было нельзя, люди должны были спасаться, как могли, и перед лицом серьезности ситуации именно мужество нордической крови должно было организовать поворот.

Как среди немецкой молодежи вообще, так и среди аристократической молодежи Нордическая идея и выводы из нее должны пониматься как основные идеи немецкого обновления и единства. Пока еще нет «немецкой» аристократии, а есть прусская, саксонская, баварская, вельфская, вестфальская и прочие. Ho что является общим для всех немецких племен нордического типа и что объединяет их, так это нордическая по своему происхождению бессознательная образцовость и современный расовый состав аристократии, общий для нее, будь она вельфская, баварская, северно- или южно-германская. Решение за или против Нордической идеи это одновременно решение за или против создания единой немецкой аристократии, которая захочет оправдать свое звание избранных.